Счастье потерянной жизни. Т. 1: Отец - [19]
Через неделю Лушу насильно оторвали и увезли обратно в город. Павлушкин недуг вызывал сожаление у всех окружающих, так что, проходя мимо Катерининской избы, люди с сожалением посматривали на окна и, крестясь, шептали про себя: "Господи, помилуй!"
К концу весны мальчик превратился в скелетик, обтянутый кожей. Спать он совершенно перестал, вместо крика - хрипел, а потом перестал и хрипеть и лишь временами судорожно открывал рот. Люльку его переставили под образа. Однажды на рассвете Катерина прислушалась. Мальчишка не подавал никаких признаков жизни: глаза его были закрыты, не моргали, губы плотно сжаты и через большой промежуток времени открылись лишь на мгновение. Катерина упала на пол и с сильным воплем заголосила на всю избу.
- Мамка, что, умер што ли, да? - спросонья спросил Федор, но, не получив ответа, слез с полатей и, взглянув на Павлушку, перекрестился.
- Отмаялся горемычный! - Затем, наспех скрутив цигарку, прикурил и вышел. Вчера еще он вымерил, выпилил и выстрогал доски на гроб.
Через час с печалью в душе Федор зашел в избу с крышкой, чтобы ее примерить. Окошко на улицу открыто было настежь, лампада перед "Спасителем" погасла и закоптилась. На полу на коленях в сокрушении стояла Катерина и плакала. С увядшей маленькой жизнью, кажется, застывала кровь и в ее жилах.
- Мамка, будет тебе убиваться-то, ведь ты этим не вернешь его. Такова уж, видно, судьба, - вразумительно утешал Федор рыдающую мать.
- Дай-ка я крышку примерю, - добавил он. Но как только увидела Катерина в руках у Федора гробовую крышку, во весь голос закричала и повалилась на Павлушкино лукошко.
- Нет, не дам! Господь, батюшка, Ты мой Спаситель, прости Ты меня окаянную, не досмотрела я простоволосая за душенькою моею! За что Ты так наказываешь меня?! Смолоду я от нужды и горя свету белого не видела. Заступник Ты мой, батюшка, помилуй меня, несчастную. Неужели я никогда больше не обниму мое дитятко? Пресвятая богородица, матерь Божья, душа моя вырывается от горя лютого, заступись за меня, пресвятая и непорочная! Милостивый Господи, Ты Лазаря поднял из гроба каменного, Ты вдовьему горю вышел навстречу. Поми-и-луй меня! - так с распущенными волосами, в слезах вопила Катерина над внучком, и вопли ее из открытого окна слышны были за околицей.
- Мир сердцу сокрушенному! Господь тебе в утешение! О чем ты, матушка, убиваешься? - раздался над головой Катерины ласковый голос, а на плече она почувствовала легкое прикосновение теплой руки.
Катерина поднялась над люлькой, перед нею стоял седой старичок в домотканом сермяке с посохом в руке. Лицо его ей было знакомо, потому что он, проходя через их деревню, постоянно любезно кланялся ей. Был он из дальней деревни за Раменками. Он смотрел ей прямо в глаза, и кроткий, спокойный взгляд его успокаивал ей душу.
- Родимец ты мой, это дитятко мое, первый внучек мой, занемог и вот высох, как щепка. А со вчерашнего вечера глаза не открывает, да и не дышит, видать, - сквозь слезы простонала Катерина прохожему и рассказала ему все от самого начала. Старичок все молча выслушал и пристально посмотрел в лицо мальчика. По лицу умирающего еле заметно прошла конвульсия. Медленно приоткрыв рот, он вздохнул, затем все опять замерло.
- На милость Божью будем надеяться, враг почему-то сильно возненавидел это дитя, но Господь всемогущ. Запрягай быстренько пролетку и поспеши со мною, - сказал старичок, взял руки мальчика в свои ладони и, стоя над ним, долго что-то шептал про себя, видимо, молился. Федька бросил крышку на печь, моментально выскочил из избы и через несколько минут, запыхавшийся, крикнул в открытую дверь:
- Тарантас наготове, мамка!
Лицо мальчика от мух накрыли тряпицей, и Катерина вслед за старичком вышла из избы. Рыжий, будто почуяв, что от него зависит многое, как взял от ворот рысцой, так и, не замедляя хода, потрусил по дороге. Через час они остановились у крыльца избы. Старичок велел не распрягать коня и провел Катерину в избу. Взглянув в передний угол, Катерина так и застыла на мгновение с поднятой ко лбу рукой: образов там не оказалось. Но, овладев собой, она все же усердно и долго крестилась на пустой угол. Старичок торопливо дал какие-то распоряжения своей жене, такой же милой и добродушной, как и сам, и вышел в сельник. Садясь на скамью и вытирая слезы концом платка, Катерина рассказала свое горе хозяюшке, которая успокаивала ее Божественными словами, но какими-то другими, какие она не знала. Вскоре вошел в избу хозяин и принес две бутылочки с жидкостью.
- Вот, слушай внимательно, матушка! Во-первых, разожми рот у дитяти и влей из этой черной бутылки ложкой сколько он примет. Через время опять повторяй, и так весь день и смотри, как он вздохнет, то слава Богу, дитя твое живо будет. После этого пои его из второй бутылочки. А как увидишь, что он оживает, молись Богу и опять приезжай скорее ко мне.
Катерина судорожно прижала к груди целительные бутылочки и хотела уже бежать, но старичок остановил ее:
- Матушка, жизнь-то у Бога, а не в бутылочках, поэтому поблагодарим Его. - Старичок разговаривал с Богом, как с человеком, просто, сердечно, и хотя Катерина была смущена такой молитвой без образов, однако чувствовала, что какая-то сила проходит по ее жилам, а слезы у нее лились и лились. И пока старичок молился, она ниц лежала на полу. Каким-то сладким покоем наполнилась душа ее от такой молитвы.
Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда.Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем".
Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги 66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда. Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем".
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.