Счастье первой тропы - [6]

Дмитрий Царев, председатель районного комитета физкультуры, приехал по делам в Шелехов осенью 1956 года. Остановился в бараке. Ночью открыл окно. А в окно — запах тайги. Здорово! Утром уезжать надо, а березы за Дмитрием ветви вытягивают, сосны его обступают, не хотят отпускать.

Приехал в Иркутск, и потускнел Иркутск, и хоть на третье заявление ему было отвечено отказом, он взял и сорвался в Шелехов. Должны же принять кем-нибудь! И его приняли без документов и оформили на работу председателем комитета ДСО.

Новоиспеченный председатель, лишь вчера еще ворочавший спортивными делами целого района, получил длинный тяжелый ключ с проржавелой бородкой.

Замок, висящий на дверях склада, затянула паутина, над замочным отверстием расположился паук. Дверь, приросшая к порогу, застонав, подалась. Дмитрий осмотрел свои богатства: пять пар бутсов, на двух нет шнурков, восемь гранат, пять треснувших копий. В ящике одиннадцать выгоревших маек. Ржавая штанга и волейбольная сетка. Мяч с заплатками, напоминающий школьный глобус.

На первом же комсомольском собрании стройки Дмитрий выступил с идеей:

— Люди у нас замечательные. Большинство — молодежь. Давайте сами, своими силами построим спортивный зал и клуб.

— Ничего не получится, — возразил молодой инженер Глеб Бочков. — Без специального образования не одолеть эту стройку,

— Правильно! — поддержал его Григорий Уралов. — Без нужных знаний не одолеть. А ты, дорогой Глеб, и возьмись с инженерным-то образованием. Пора свой спортзал и клуб иметь. Предлагаю начальником штаба этой стройки назначить Дмитрия Царева, а его заместителем по строительству Глеба Бочкова!

— Предлагаю эту нашу стройку считать комсомольской! — воскликнула Люда Сенцова.

Так еще задолго до того, как строительство алюминиевого завода в Шелехове было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, появилась своя небольшая ударная комсомольская стройка.

Молодежь горячо поддержала эту идею. Строили во внерабочее время: на субботниках и воскресниках. Шофер Ерема Дядюков сделал металлический флажок, приварил его к кабине: треугольник, на нем красной краской: «КС».

Машину отправили за кирпичом.

На одном из таких воскресников Дмитрий Царев познакомился с Женей Воскобойниковой. Они были чем-то похожи. Она в детстве не знала ласки, и его не баловала судьба. Может быть, именно поэтому они скоро стали совсем неразлучны.

«Давно я не брала в руки дневник. А произошло много событий.

Как-то пришел Григорий Уралов и сказал, что бригаду нашу разобьют, потому что очень трудно на земляных работах. Да и техника подошла. А нас отправят учиться на каменщиков. Мы сразу, как один:

— Нет!

Он оторопел. А мы так сдружились, так не хотелось расставаться.

Но он убедил нас, что дружба хороша только тогда, когда от нее всем хорошо: и нам и стройке. Мне показалось, что он хотел сказать: «И Родине хорошо», но удержался. Он умеет как-то негромко и потому так убедительно говорить о высоком.

Мы четверо попали к молодому, но очень опытному каменщику Климу Зыкову. В его бригаде ни пьяниц, ни прогульщиков. Мата — никогда! Его не боятся, а уважают. Сначала подносили мы раствор, кирпич на второй этаж на носилках. Потом подошел грузоподъемник. Я очень люблю с грузом подняться. Тут как-то раз шел парторг «Иркутскалюминстроя» да и увидел, как я возношусь. Такой Иисус Христос в телогрейке и в юбке поверх лыжных брюк. Ну и попало же этому Иисусу Христу!

Клим Зыков — парень честный и скромный. Не случалось, чтобы он соврал или поступил вопреки совести. В нашей многотиражке о нем напечатали очерк и назвали его «Один из оптимистов». Так он такой хай поднял. Жаловался в райком на автора.

Как-то раз были мы в комитете комсомола. Пришел Клим и говорит:

— Новый жилой дом построен. Уважаемый директор ЖБИ товарищ Дворин раздобрился и решил вселить туда работников продсклада, и орса, и прочих. Это незаконно: дом полагался вам!

И Клим вместе с Григорием Ураловым и парторгом стройки добился своего. Так мы и вселились. И вымпел, полученный за лучшую работу, повесили в своей комнате.

Вымпел! В нем что-то от пионерского галстука... А трудно мне без школы. Когда на воскреснике на строительстве клуба и спортзала я увидела школьников под знаменем с горном, так и защемило сердце. Люблю детей. Но нельзя было приехать и сразу стать преподавателем. Построим городок, тогда и буду преподавать. Так я и сказала директору школы, когда он предложил мне вести класс.

Я полюбила землю, которую и долбила киркой, и ворочала ломом, и кидала лопатой. И эта земля стала моей. Мы ночами оттаивали ее, но еще больше мы отогревали сердца друг друга. Здесь много ребят и девчат, чье детство изуродовано войной. Они были скрытны, хмуры, порой жестки. А прошли месяцы, и на лютом морозе люди стали теплей, мягче, сердечней.

Мы вроде бы землю копали, а докопались до дружбы, до спайки.

В начале 1957 года было очень холодно. Морозы до 47, до 50 доходили. При 43 дни были актированы. И вдруг в сорокаградусный мороз привезли раствор. А обещают дальнейшее понижение температуры. Холод такой, что чулки к ногам примерзают, а класть надо на втором этаже.