Счастье и тайна - [27]

Нестройный хор голосов ответил мне, и мы с Габриелом ушли в дом.

— Ты никогда еще не выглядела такой бледной и измученной, — заметил он.

— Я думала, что уже никогда не вернусь.

Он засмеялся и обнял меня. Вдруг он сказал:

— Наш медовый месяц прошел замечательно. Но он был таким коротким. Нам нужно еще побыть вместе. Я часто подумываю о том, как хорошо было бы отправиться в Грецию.

— «Острова Греции! Острова Греции! Где пела и любила горячая Сапфо», — процитировала я натянутым от волнения голосом. Все еще беспокоясь о Фрайди, я тем не менее испытывала облегчение от того, что я в безопасности. Хотя со стороны это, наверно, выглядело глуповато.

— Я распоряжусь, чтобы тебе принесли горячее молоко. Это поможет тебе уснуть, — сказал Габриел.

— Габриел, но все же — что случилось с Фрайди?

— Она объявится. Иди в свою комнату, а я пойду на кухню сказать им насчет молока.

Поднимаясь, я думала, какой у него мягкий характер, как он внимателен к слугам. Ведь в таком доме, как этот, им приходится преодолевать столько ступеней.

Войдя в комнату, я прежде всего увидела пустую корзину Фрайди и сразу почувствовала себя несчастной.

Я вышла в коридор и позвала ее еще раз. Я старалась успокоить себя тем, что она, может быть, охотится за кроликами. Это было ее любимым занятием, и когда она преследовала кролика, то забывала обо всем. Возможно, утром она уже будет дома.

Наконец я поняла, что сегодня вечером ничего больше сделать нельзя, и, раздевшись, легла в постель.

Я была так измучена, что когда вошел Габриел, я уже почти спала. Он сел около меня и стал говорить о нашей поездке в Грецию с радостным возбуждением. Вскоре вошел кто-то из слуг с молоком на подносе.

Мне совсем не хотелось молока, но чтобы сделать приятное Габриелу, я выпила его и через несколько минут погрузилась в глубокий сон.

Я проснулась от того, что кто-то колотил в дверь. С трудом открыв глаза — не помню, когда еще я так крепко Спала — я села в кровати и увидела, что передо мной стоит Рут. Глаза ее казались огромными, она была белее бумаги.

— Кэтрин, — повторяла она. — Просыпайся! Просыпайся, пожалуйста! — Я почувствовала, что произошло что-то ужасное.

Я поискала глазами Габриела, но его не было видно.

— Габриел… — проговорила Рут. — Ты должна приготовиться к худшему.

— Что… что случилось с Габриелом? — слова не шли у меня с языка.

— Он мертв, — сказала она. — Он совершил самоубийство.

Я не поверила ей. Я будто с трудом выбиралась из каких-то кошмарных сновидений.

Габриел… мертв? Это невероятно. Совсем недавно он сидел здесь, у моей кровати, смотрел, как я пью молоко, мечтал о нашей поездке в Грецию.

— Ты должна знать, — сказала она, пристально глядя на меня, и в ее глазах мне почудилось что-то вроде обвинения, — он бросился вниз через перила балкона, Один из слуг только что нашел его.

— Это неправда.

— Тебе лучше одеться, — сказала она.

Я с трудом выбралась из постели, руки и ноги у меня тряслись. А мозг сверлила одна и та же мысль: «Это неправда. Габриел не мог совершить самоубийство».

Глава III

Не прошло и недели после моего приезда в Керкленд Ревелз, как на дом обрушилось несчастье.

Не могу с точностью воспроизвести последовательность событий этого дня, зато отлично помню чувство оцепенения, Охватившее меня от сознания того, что случилось нечто неизбежное, что все это время угрожало мне, подстерегало меня с того самого момента, как я вступила в дом.

Помню, в то утро я лежала в постели — Рут настояла на этом, и я впервые ощутила на себе всю силу ее характера. Пришел доктор Смит и дал мне снотворного; он сказал, что это необходимо, и я проспала почти полдня.

Проснувшись, я нашла всех остальных в комнате, которую здесь называли зимней гостиной. Это была одна из небольших комнат на втором этаже с окнами, выходящими во двор. Ее называли так потому, что зимой в ней было теплее и уютнее, чем в других комнатах. Здесь собиралась вся семья: сэр Мэтью, тетя Сара, Рут, Люк, часто к ним присоединялся и Саймон Редверз. Когда я вошла, взгляды всех присутствующих обратились ко мне.

— Входи, дорогая, — сказал сэр Мэтью. — Это такое потрясение для всех нас, и особенно для тебя, дитя мое!..

Я направилась к нему, потому что доверяла ему больше, чем кому-либо. Когда я села рядом с ним, ко мне подошла тетя Сара, взяла стул и села по другую сторону от меня. Накрыв мою руку своей, она так и осталась сидеть.

Люк отошел к окну.

— Все произошло точно так же, как и с другими, — бестактно заметил он. — Габриел, наверное, вспомнил о них, ведь мы говорили об этом все время, а он, должно быть, уже вынашивал этот план…

Я прервала его:

— Если вы хотите сказать, что Габриел совершил самоубийство, то я этому не верю. И не поверю ни на минуту!

— Дорогая, все это так обрушилось на тебя, — мягко заметил сэр Мэтью.

Тетя Сара придвинулась поближе и прислонилась ко мне. От нее пахнуло нездоровым духом.

— А как ты думаешь, что же случилось на самом деле? — спросила она, и при этом ее голубые глаза, казалось, прояснились и стали ярче от сильного любопытства.

Я отвернулась от нее.

— Не знаю! — воскликнула я. — Я знаю только одно: он не мог покончить с собой.