Счастье - [103]

Шрифт
Интервал

Хо Гванчжэ встал.

— Спасибо вам, Бонхи. До сих пор я вёл себя с отцом неправильно, вы помогли мне понять это.

Он взял обе руки девушки в свои. Молодые люди не отрываясь долго смотрели друг на друга.

Когда они вышли из парка, Хо Гванчжэ хотел проводить Гу Бонхи до дома и уже свернул в сторону Вокзальной улицы, но девушка удержала его.

— Не надо.

— Вы разве не домой?

— Нет. Я зайду в клинику, возьму халат профессора, завтра ведь совещание.

— Спасибо, Бонхи.

10

В результате сильного нервного потрясения профессор слег. Его положили в клинику, в отдельную палату.

Огорчение от того, что произошло, раздражение на самого себя не давали ему покоя. Более того, он презирал себя. Часами лежал он на больничной койке, уставившись в одну точку.

«Неужели всему конец? Выходит, прав Дин Юсон: я уже прибыл на конечную станцию своей жизни. Как я мог совершить такой поступок — ушел из операционной, бросил скальпель, с которым не расставался сорок лет!»

Он снова и снова перебирал в памяти всю свою прошлую жизнь. Он старался найти в ней светлые стороны. Не все же в жизни он делал плохо, утешал он себя, но успокоение не приходило. Порой он впадал в забытье, и тогда ему мерещились фантастические видения. Однажды ему привиделось, будто на гребне волны в бушующем океане стоял Дин Юсон, а сам он барахтался где-то в морской бездне. Дин Юсон с сожалением смотрел на него, потом стал подниматься все выше и выше, пока совсем не исчез в облаках.

Профессору было стыдно встречаться с Дин Юсоном, он страшился воспоминаний, не хотел видеть того, с кем его связывало общее прошлое, стыдился возникших между ними взаимоотношений. Он пытался трезво оценить свое поведение тогда в операционной и, чем больше думал об этом, тем сильнее чувствовал свою вину перед коллегами.

Если быть откровенным, он не верил в успех научных поисков ученика, упрямо отстаивал свое мнение, что многие расценивали как проявление консерватизма, как попытку оградить свой авторитет от критики, сохранить ложно понимаемое чувство собственного достоинства. Он представил себе, какую он может получить отповедь от Дин Юсона. Ему даже слышался голос молодого врача:

«Сонсэнним, вы, как врач, несущий ответственность за человеческую жизнь, не вправе были бросить скальпель, коль скоро он является орудием вашего труда. Разве так должен поступить человек, ратующий за человеческое сострадание? Неужели в ваших руках скальпель — это орудие славы? А человеческая жизнь, вы о ней подумали? Мне стыдно за вас…»

Профессор тяжело вздохнул и устало опустил веки. А голос все звучал, голос Дин Юсона:

«В вашем поступке нет и тени человеколюбия, вы поступили крайне легкомысленно. Как жаль! То, что вы до сих пор выдавали за научный принцип, оказалось лишь оболочкой, за которой скрывались самомнение и честолюбие. Теперь покров спал; ваше истинное лицо обнажилось полностью…»

Однако профессор не сдавался. Он отвергал выдвинутые Дин Юсоном обвинения как несостоятельные. Позвольте, коллега, он не простой смертный! Он держит скальпель в руках ради развития отечественной медицины!

И снова в спор вступал Дин Юсон:

«Сонсэнним, я ваш ученик, к вам я отношусь с огромным уважением. Но я не разделяю ваших взглядов на науку. Я многое понял, многое во мне изменилось. А вы и теперь пытаетесь жить по старинке. Вот где кроется причина ваших заблуждений и ошибок, вот почему вы снова стоите на краю пропасти. Почему вы так быстро забыли уроки Сеула? Сонсэнним, опомнитесь!»

Профессор впервые слышал такие беспощадные слова в свой адрес от Дин Юсона. Как же неузнаваемо изменился его бывший ученик! Но, может быть, они правы, эти молодые, если один из них так безжалостно обличает всеми уважаемого ученого? Может, действительно он стоит на краю пропасти?..

Двадцать восьмого июня, в день освобождения Сеула, по выходе из тюрьмы, первым, кого он увидел, был Дин Юсон. С тех пор они, по существу, не расставались. Дин Юсон старался во всем помогать ему. В Сеуле он и Чо Гёнгу предпринимали, казалось, невозможное, чтобы его семья скорее оказалась на Севере, а после войны потратили немало сил, чтобы помочь ему избавиться от старых привычек и представлений. Порой Дин Юсон возмущался, мог и покритиковать… Но все это делалось благожелательно… А он обозвал своего ученика неблагодарным, более того — грубияном, и затаил на него жгучую обиду. Тем не менее именно Дин Юсон, а не кто иной, прибежал к нему домой, когда у него случился нервный припадок, и всю ночь не отходил от него.

Профессор, анализируя свое поведение, бранил себя тем сильнее, чем больше его мучили кошмары. Как трудно жить с нечистой совестью! И его снова посещали видения из незавидного существования в Сеуле.

«Может, и вправду я попал в безвыходное положение. Кто он, Хо Герим, сейчас, после того, что произошло?..»

И опять в памяти проносились размытые временем призраки прошлого… Вот самое страшное — убийство сына у его дома в Сеуле… А ведь в этом он сам виноват… Мучительные мысли терзали рассудок профессора. Кружилась голова, темнело в глазах. Профессор опять заметался в постели, схватился руками за голову…

Дверь тихо отворилась, и в палату вошел Дин Юсон. Профессор приоткрыл глаза и некоторое время наблюдал за врачом. Всего несколько минут назад он думал об этом человеке, думал по-разному. Как его встретить сейчас? Равнодушно?


Рекомендуем почитать
Кафа

Роман Вениамина Шалагинова рассказывает о крахе колчаковщины в Сибири. В центре повествования — образ юной Ольги Батышевой, революционерки-подпольщицы с партийной кличкой «Кафа», приговоренной колчаковцами к смертной казни.


Возмездие

В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.


Миллион

Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.


Коронованный рыцарь

Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .


Чтобы помнили

Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.


Мудрое море

Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.