Сцены - [6]

— Софья Павловна, пожалуйте сюда! — позвала нянька, — Что это за безобразие! Они лезут насильно.

Показалась хозяйка. Это была молодая женщина лет двадцати пяти с длинными, но остриженными волосами.

— Послушайте, как вам не стыдно? Здесь у меня сестра, девушка, одевается.

— Хозяину дома, да еще стыдиться! Вот напасть-то! Я в своем володении.

— Неправда. Вы хозяин дома, но когда я нанимаю квартиру и плачу деньги, то я здесь хозяйка! — крикнула женщина.

— Не ершись, не ершись! Что за щетина! Я познакомиться пришел и квартиру осмотреть. Так вы хозяйка? Ну очень приятно, — протянул он, попятившись, и сел в кресло. — Замужняя, вдова или девица?

— Что за расспросы! Вдова, — отвечала она, в недоумении смотря на хозяина.

— Важное кушанье! Уж будто и спросить нельзя. Должон же я понимать, с кем я имею дело и кто мои жильцы. Капиталы имеете или так, сбоку благодать?

— Да вам-то что за дело? Я плачу за квартиру исправно. Я повивальная бабка.

— И повивальные бабки тоже разные есть. Одни при родительницах, а другие при старичках. На повитушестве тоже не много попляшешь.

— Послушайте! Да как вы смеете! Я семейная женщина, у меня дети.

— Как смел, так и сел. Мы обязаны тоже знать, какого сорта у нас жильцы, потому домохозяева. Иван, что настоящая они вдова? — отнесся купец с вопросом к дворнику. — Как по паспорту-то?

— По паспорту настоящая, — отвечал тот.

— И слухов никаких насчет чего-либо? Благосклонного жития к мужчинам нет? Не наезжают к ним по вечерам кумовья да Дяденьки разные?

— О, это уж слишком! Подите вон! — крикнула хозяйка.

— Подите вон! Эво что выдумала! Я пришел квартире обозрение делать, а она подите вон! Так я сейчас и послушался! Что ж ты, Иван, стоишь и не отвечаешь на мою команду! Статуй!

— Жизнь ведут постоянную и мы ничего не замечаем, — застенчиво произнес дворник.

— Ну, то-то. Вот нам и довольно. А ты уж сейчас и вон. Домохозяина-то вон. На моей земле живешь, в моих стенах существуешь, да меня же и вон… Это вот я, так точно, что во всякое время и с мебелишкой твоей могу тебя из квартиры вышвырнуть. А мы давай лучше в мире жить. С домохозяином ссориться не след. Он покарать жильца может и помиловать. Поняла?

— Вы пьяны, должно быть.

— На свои выпил, а не на твои. А ежели на свои, то неужто мне у тебя спрашиваться? Выпил. Ну, что ж из этого? А ты гордость-то брось. Нечего нос-то задирать. Через это барыша не будет.

— Извольте идти вон! Еще раз вам повторяю.

— Ну полно! Она и в самом деле. Давай поговорим толком. Я человек покладистый, коли кто со мной ласковый. Вы это зачем волосы-то остригли? Болезнь какая была, что вылезать начали?

— Да что вы в самом деле? Разве я обязана вам давать отчет? Захотела и остригла.

Купец кивнул головой.

— А, значит, шустроперая. Из стриженных по своей собственной вере, по новомодности к учению. Понимаем. А ты ересь-то эту брось, коли ты вдова настоящая, богоспасаемая вдова. Право, нехорошо. Купи шиньон, что ли. Бога забывать не след. Ведь это по-вашему ангелизм[10], а по нашему вольнодумство называется, и вы ангела-то напрасно к своему названию припустили. Скорей же вы черту поклоняетесь в своем окаянстве, потому что попу, что бабе волос стричь не показано.

— Ежели вы не уйдете вон, я сейчас пошлю за полицией! — стояла на своем хозяйка.

— Что ж, посылай. Я пришел как домовладелец квартиру осмотреть. Обязан же я ремонт сделать, коли жильцы от дымовых труб или от зловония терпят стеснения. Нас, брат, тоже за санитарные-то беспорядки по шерсти не гладят, а ох как жучат! Князья да графы в тюрьму за несоблюдение-то полетели, а нам, купцам, и бог велел. Ну, садись и давай говорить спокойно, а то словно бельмо на глазу передо мной маешься.

— И не стыдно вам над женщиной издеваться? Уйдите, прошу вас.

— Ага, теперь запросила, а давеча гнать! То-то скоры вы на язык то. Уйду, уйду, вот только по квартире смотр сделаю. Печи и трубы в порядке?

— В порядке, в порядке. Пожалуйста, поскорей осматривайте, что вам нужно.

— Поскорей! А может ты водопроводы у меня засорила, дверные ключи растеряла, вьюшки утратила, подоконники разрубила и насчет полов безобразие. Должен я все это прочувствовать или нет? Кто муж-то был и какой чин тебе оставил?

— Это не ваше дело, да, наконец, вы и в паспорте можете об этом справиться.

— Не щетинься, не щетинься! — остановил ее купец. — Опять начинаешь? Вишь, какая блажная! Капиталы уж на тебе очень велики, что ли, что такое о себе воображение держишь?

— Идите и осматривайте квартиру. Нечего здесь сидеть. Пойдемте.

— Те-те-те! Не кудахтай, не испугаешь. Иван, вот как домохозяев-то подданные жильцы у себя принимают! — снова обратился купец к дворнику. — Вот ты и смотри! Ну, что с тобой делать, пойдем.

Начался осмотр квартиры. Войдя в кухню и увидав, что на плите жарилась говядина, купец не утерпел и заметил:

— А вы зачем по средам скором едите? А еще православные считаетесь. Вот ересь-то вашу и видно.

Хозяйка промолчала, но он не унимался и продолжал:

— И образа не во всех комнатах, а это тоже нехорошо. Пожарное наслание за такой грех может быть. Оно, конечно, может быть у тебя твоя требуха вдвое застрахована, так ты хоть домовладельца-то пожалей. У меня страховка в аккурате. Ну, прощай! Да впредь веди себя хорошенько. Такая поведения по-нынешнему нейдет. Я вот хотел на тебя только шестьдесят рублей в год за квартиру-то набавить, а теперь за твое непочтение накину сто двадцать. Иван, чувствуешь? — отнесся купец к дворнику.