Сценарии жизни людей. Школа Эрика Берна - [61]

Соперничество

Индивидуализм идет рука об руку с соревновательностью. Так как считается, что наши победы, так же как и наши достижения, есть результат исключительно индивидуальных усилий, значит, следует думать, что все вокруг стремятся к индивидуальному успеху, то есть к победе над нами. Быть ниже кого-то невыносимо; единственная возможная альтернатива в западном обществе — пытаться удержаться наверху. Мы не только не понимаем, что такое равные отношения, мы даже не допускаем, что они возможны, потому что конкуренция у нас в крови.

Данные психологических экспериментов показали, что белые американские дети-горожане даже в ситуации, когда сотрудничество могло бы принести им пользу, выбирают соперничество, хотя конкурентное поведение лишает их вознаграждения. У старших детей эта тенденция сильнее, чем у младших, что говорит о том, что этот вид поведения является приобретенным.

Однако не все люди разделяют конкурентный стиль жизни. То же исследование показало, что американские дети мексиканского происхождения не так склонны к соперничеству, как их ровесники-англоамериканцы. В индивидуалистическом, конкурентном обществе человек, который не склонен к конкурентной борьбе, не поднимается по общественной лестнице. Он навсегда остается внизу, страдая от отчужденности. Именно поэтому, на поверхностный взгляд, соревновательность кажется полезной чертой характера: когда все люди вовлечены в соперничество друг с другом, невозможно достигнуть благополучия, не располагая сильными навыками конкурентной борьбы. Единственная альтернатива конкуренции, которая обеспечивает благополучие человека, — это коллективизм и сотрудничество между равными. Мне довелось видеть много попыток (как в коммунах, так и в личных отношениях) построить отношения сотрудничества на равных. Большинство этих попыток провалились, уступили место привычному конкурентному поведению и реализации индивидуалистического банального сценария.

Дефицит

Конкурентное поведение основано на предположении, что для удовлетворения потребностей индивида в окружающем мире не имеется достаточно ресурсов. Когда не хватает ресурсов для того, чтобы удовлетворить материальные, жизненно важные потребности живого существа, конкурентное поведение действительно является условием физического выживания. Когда на двадцать семей в день есть только одна буханка хлеба, ясно, что все двадцать семей обречены голодать. В случае, если член одной из семей, обладающий конкурентными навыками, сумеет заполучить всю буханку для своего семейства, его семья, естественно, выживет, а остальные умрут от голода. Плюсы соперничества в условиях дефицита ресурсов очевидны тому, кто победил в конкурентной борьбе. Кроме того, оно приводит к тому, что выживают сильнейшие, следовательно, вид становится более приспособленным.

Однако, когда дефицит остается в прошлом, как, например, сейчас в Соединенных Штатах, конкурентная борьба сама порождает дефицит и голод различного рода. Феномен «припрятывания» ресурса, который, как правило, сопровождает конкуренцию, заставляет одних людей брать больше, чем им нужно, в то время как многие другие, которые могли бы воспользоваться излишками, не получают вообще ничего. Конкурентное поведение, жадность и потребность создавать запасы объяснимы страхом дефицита. Но в ситуации изобилия соперничество причиняет вред как другим людям, так и самому «победителю». Пример искусственного дефицита, связанного с базовой человеческой потребностью, — экономия поглаживаний. Чувство собственной значимости в большом дефиците, поэтому людям трудно почувствовать себя умными, красивыми или здоровыми, как если бы были только одна красота, один ум и одно здоровье на всех. За «о’кейность» можно соперничать, ее можно прятать и создавать ее дефицит точно так же, как создается искусственный дефицит пищи или поглаживаний.

Я впервые пережил на собственном опыте отличие конкуренции от сотрудничества осенью 1969 года в горах Санта-Крус в лагере Сопротивления войне. Однажды вечером мы сели ужинать. В центр круга мы перед этим сложили и составили все продукты, заготовленные для ужина. На мой привычный к дефициту взгляд, еды было явно недостаточно, чтобы насытить всех. Я был напуган перспективой остаться голодным и был в сильном конфликте с обстоятельствами. Затем порции начали передавать по кругу, и каждый съедал столько, сколько хотел, после чего передавал блюдо дальше. Еда циркулировала снова и снова, и, к моему удивлению, я скоро почувствовал, что насытился. Но в то же время из-за того, что я был приучен к дефициту и занимал индивидуалистическую, соревновательную позицию, мне казалось, что я поел недостаточно. Когда мне передавали блюдо, я брал больше, чем мне было надо, и чувствовал вину за это; я представлял себе, как некоторые блюда возвращаются ко мне; когда блюдо шло по кругу, я беспокоился, что оно уже никогда ко мне не вернется. Одним словом, я был не способен получать наслаждение от пищи, потому что меня мучили страх дефицита и ощущение конкуренции.

Когда настало время следующего приема пищи, я разрешил себе поверить, что еды хватит на всех, и испытал чистейшее ощущение удовлетворенности, потому что получил столько, сколько мне было нужно, в результате равных отношений и сотрудничества, а не потому, что я хватал самые большие куски.