Scar Tissue - [27]

В первую неделю в госпитале меня навещали Майк, Хиллел и ещё несколько друзей. К тому времени я завоевал Хайю, и она была типа моей подругой. Однажды она навестила меня, прилегла на кровать и дала мне почувствовать её сверху, и это было реальным удовольствием: “О’кей, я сломал спину, но зато мои руки на груди этой девушки, в которую я влюблён со своего первого урока испанского”.

После двух месяцев растяжки я начал сходить с ума от отсутствия движения. Однажды пришёл Хиллел, и я сказал ему: “Я не могу здесь больше здесь находиться. Ты должен забрать меня отсюда”. Он спустился вниз, чтобы приготовить машину, а я развязал пояс, перевернулся и встал на две ослабленные ноги. Сверкая своей голой задницей из больничного халата, я стал, как Франкенштейн красться по коридору. Все медсёстры обезумели и кричали, что мне нельзя никуда уходить ещё две недели, но мне было всё равно. Каким-то образом я спустился по лестнице, и Хиллел помог мне залезть в машину. До того, как я пошёл домой, я уговорил его отвезти меня к зданию, где я разбился, чтобы я смог понять, что я сделал не так.

Я провёл следующие несколько недель в своей постели в горизонтальном положении. Отлично, что меня навещала подруга моего отца по имени Ларк, красивая, относительно успешная, двадцати с небольшим лет актриса. Она приходила в любое время: в течение дня, поздно вечером, когда угодно, чтобы сексуально лечить меня. Я снова надел свой пояс, и приходилось всё время говорить ей, быть очень аккуратной, но на мне безумно прыгала этот дикий призрак нимфоманки. Это делало время выздоровления немного более приятным.

Тем летом я поехал назад в Мичиган, но у меня всё ещё были проблемы со спиной. Каждый раз, когда я делал рентген, врачи всегда говорили, что она не выглядела хорошо – она была изогнута, позвоночник всё ещё был сжат. Это были плохие новости. Но через какое-то время моя спина постепенно улучшалась. Однажды Майк приехал ко мне в Мичиган. Он пришёл ко мне домой после этой утомительной поездки, абсолютно измученный и лишённый сна, потому что всю дорогу он был зажат между огромным храпящим индейцем и кем-то, кто постоянно вскакивал. С собой него был журнал Пентхаус, я помню, как открывал его, и все страницы были склеены. “А, это так и было, когда я купил его”, - врал Майк.

Но он был счастлив как кролик, когда вселился. Моя мама относилась к нему как к своему собственному сыну, а Стив дал нам свою машину, чтобы посмотреть Мичиган. Мы взяли палатки и поехали на Верхний Полуостров, навестили мою тётю и двоюродных братьев с сёстрами, а потом катались на водных лыжах. Мы были двумя парнями, взрослыми с одной стороны и детьми с другой, но, конечно, не воспринимавшие себя детьми, а считая себя Хозяевами Вселенной и всех форм жизни, включая взрослых. Мы были хипповее, круче, красивее, мы знали больше, чем они, обо всём, о чём можно знать больше. И нам это нравилось. Юность – такое весёлое время жизни, потому что ты думаешь, что всё знаешь, и ты ещё не добрался до той точки, когда понимаешь, что не знаешь практически ничего. Наше лето было весёлым, и, когда Майк был готов вернуться назад, я помню, как моя мама пришла с огромным количеством сумок с едой для этого бедного парня, которому приходилось ехать обратно домой на автобусе. Она испекла ему ореховый пирог, дала ему огромную, промышленных размеров сумку с карасями из Фермы Пепперидж и относилась к нему как к маленькому принцу.

Я вернулся к началу своего второго года в Фэйрфэкс, но дома возникало всё больше и больше проблем. После ареста, пока мой папа ожидал приговора, он стал намного более осторожным. Он полностью прекратил продавать наркотики и стал типичным голодающим актёром. Мы воевали из-за самых бытовых вещей. Однажды он был взбешён тем, что я съел тарелку его супа; в другой раз я разозлил его, когда съел из холодильника сэндвич, который он весь день хотел съесть сам.

В то время Блэки также попробовал установить для меня комендантский час. Он самостоятельно решил, что я должен быть дома к двенадцати. Если я нарушал комендантский час, меня не пускали домой. Однажды вечером я пошёл покататься на скейте и вернулся домой несколькими минутами позже полуночи, и дверь была заперта. Наконец, он подошёл к двери сильно рассерженный: “Что я тебе говорил? Вход сюда закрыт после двенадцати”. Он жаловался на то, что ему нужно было рано вставать, чтобы идти на актёрские курсы, а я прерывал его сон. И это говорил парень, который не давал мне уснуть до шести утра, когда я учился в младшей школе.

Когда это снова повторилось, вышел мой сосед и разрешил мне переночевать на его диване, но я отказался. Я попробовал оставить своё окно немного приоткрытым, чтобы я смог прокрасться обратно, но мой отец уделял много внимания безопасности, поэтому проверял, всё ли в порядке с домом, перед тем как идти спать. И мне пришлось снова разбудить Блэки, он был ещё более зол в этот раз. Он затолкал меня на кухню и сказал, что-либо я следую его правилам, либо проваливаю.

Это было безумием. Я позвонил Донди Бастону, своему другу, и спросил, не нужен ли ему сосед по комнате. Я встретил Донди в свой первый год в Фэйрфэкс, но к одиннадцатому классу, он бросил учёбу и продавал траву из своего собственного дома на Уилкоксе. Он был единственным шестнадцатилетним парнем, кого я знал, у которого были средства на собственное жильё и отличную маленькую машину. Он согласился, чтобы я переехал к нему, но он сразу точно выложил мне, сколько я должен был платить за жильё, и какие у меня были обязанности по дому.