Сборник Забытой Фантастики №3 - [23]

Но я был. Не только одинокий, но и грустный и подавленный — скорбящий о Лонни Даве. Я хотел Лонни, каждая клеточка моего существа звала ее. Я почти все еще чувствовал ее поцелуи, свежесть на моих губах. Но я хотел большего, гораздо большего. Это было ее физическое присутствие, по которому я тосковал.

Когда я тогда познал любовь, я был полностью, безнадежно влюблен в нее. Я не сумел распознать в страстном желании держать ее в своих объятиях физическую основу моей любви. Теперь я вижу, что чистота моей любви была всего лишь навязчивой идеей замкнутого сознания, физическим призывом к физическому, когда примитивное в человеке опасно близко подходит к поверхности.

Я жаждал прошептать о своих желаниях, услышать в ответ ее дыхание: "Я люблю тебя, я люблю тебя". О, как одиноко нам с ней; необитаемый остров, пещера на дне моря, где угодно, где мы могли бы быть вместе; вместе и в одиночестве. Один… да, даже в своих мыслях о ней.

Я нашел укромный уголок у перил на шлюпочной палубе. Там я стоял и мечтал, не знаю, как долго. Конечно, не больше часа, потому что, хотя уже стемнело, сигнал к отбою еще не прозвучал.

Я был один, даже старший офицер покинул мостик и укрылся в рулевой рубке. Я прислонился к столбу, глядя вдаль, на море, на горизонт, все еще резко очерченный затяжным светом раннего вечера. Наверху, на небе ни облачка. Затем что-то в воздухе впереди и высоко привлекло мое рассеянное внимание. Если бы не то, что произошло потом, я мог бы усомниться в истинности видения. У меня было время понять, что это был не один из наших самолетов, потому что он двигался к нам с огромной скоростью. Это показалось мне круглым, совсем не похожим на форму самолета.

Затем мы погрузились в туман. В то время я не осознал этой особенности. Подсознательно я отметил широкое море, чистое небо, никакого намека на пар. Но вдруг я взглянул вверх, и прежде чем я успел посмотреть вниз, корабль был окутан туманом.

Он не был особенно плотным. Я мог видеть нос и корму, а также воду внизу. Я заметил, что вахтенный офицер выбежал на левый конец мостика. Я увидел, как его рука легла на рычаг, и сразу же раздался сигнал сирены в тумане. Глупо, подумал я, если рядом враги. И все же, если бы вражеские самолеты были рядом, наши разведчики знали бы об этом.

Помню, я даже обрадовался туману. В моем теперешнем настроении он был желанным, он закрыл меня от мыслей о Лонни. Приятная дрожь одиночества пробежала по мне. Я смотрела вниз на стремительную воду, которая, казалось, внезапно удалялась все дальше и дальше. Я протер глаза очищая их и в этот момент послышался жужжащий рев, и судно задрожало от борта до форштевня. Я услышал, как офицер крикнул в переговорную трубку, и шум сразу стих. У меня было достаточно морского опыта, чтобы распознать этот шум, это был шум винтов. Часто в условиях сильного волнения они обнажаются над водой и обязанность инженера состоит в том, чтобы сбросить обороты двигателя до того, как машина разлетится на куски от высокой скорости вращения винтов.

С изумлением, проступаемым в каждой черте его фигуры, офицер стоял, глядя туда, где должно было быть море. Но его больше не было видно.

— Что, черт возьми, случилось?

Я увидел, как он быстро и решительно схватил железный штырь со стойки и швырнул его за борт, прислушиваясь. И штырь… он не упал, а просто отлетел на короткое расстояние, затем, как будто привязанный к шнуру, отлетел назад, ударившись о корабль и остановившись на корпусе в нескольких футах ниже палубы. Я был ошеломлен. Что касается офицера, то он вытащил свои часы, осмотрел их при свете маленькой лампы на мостике и выругался. Позже Слим сказал мне, что это реакция на нервное потрясение.

К этому времени горны протрубили сбор, и палубы заполнились офицерами и солдатами. Что-то случилось, и пока не стало понятно, насколько это может быть серьезно, нельзя было рисковать. Я поспешил на свое место, назначенное перед посадкой на корабль, и там встретил свой отряд.

Насколько я мог видеть, мужчины были спокойны, воспринимая это как специальную тренировку. Не было никаких признаков опасности. Лодка стояла неподвижно, даже вибрации двигателей отсутствовали. Мы плыли ровным килем и, если бы не окутавший нас туман, могли бы стоять у нашей пристани. Все было совершенно нормально… и все же что-то было над нами; и еще этот железный страховочный штырь, уцепившийся за борт корабля.

Несомненно, во всех частях корабля проводились совещания между офицерами. Мое нахождение с моим отделением у носовых дверей верхней палубы, почти под мостиком правого борта, позволило мне услышать многое из того, что говорили капитан Блюхер и другие офицеры корабля.

— …насосы не будут работать, — сказал вахтенный офицер когда они с капитаном вышли на мостик.

— Он просит время, чтобы починить их? — спросил Капитан.

— Нет, сэр. мистер Макди сообщает, что они поворачиваются, но не качают.

— Вспомогательные насосы?

— Тоже не работают, сэр.

— Я поговорю с ним. — Капитан повернулся к переговорной трубе. — Мистер Макди, — позвал он.

Макди был нашим главным инженером.

— Что это с твоими насосами? — Капитан был краток. Насосы находились в инженерном отсеке и Макди был ответственным.