Сборник юмора из сетей - [28]

Корабль затаив дыхание, смотрит.

Американец, поигрывая бронзовым телом, подходит к борту, грациозно, не касаясь перил, перелетает их и входит в воду без брызг, без шума, без всплеска!

Международным брассом мощно рассекает волны, плывет спасать женщину, но!... Не доплыв десяти метров... Тонет!

Капитан в матюгальник:

- Женщина за бортом! Кто спасет женщину?

Молчание. На палубу выходит француз. Голубые шорты, голубая майка с надписью "Лямур-тужур".

- Я спасу женщину!

Одним взмахом пластично расстегивает зиппер, срывает шорты и майку и остается в плавках с попугайчиками.

Корабль, затаив дыхание, смотрит.

Француз подходит к борту, как птица, перелетает перила, входит в воду прыжком три с половиной оборота без единого всплеска!

Международным баттерфляем плывет спасать женщину, но!... Не доплыв пяти метров... Тонет!

Капитан в матюгальник срывающимся голосом:

- Женщина за бортом! Кто спасет женщину?

Молчание. Вдруг дверь каптерки открывается, на палубу, сморкаясь и харкая, вылезает русский. В рваном, промасленом ватничке, штаны на коленях пузырем.

- Где тут? Какая баба?

Расстегивает единственную пуговицу на ширинке, штаны падают на палубу. Снимает ватник и тельняшку, кепочку аккуратно положил сверху, остается в одних семейных трусах до колен.

Поеживаясь, хватается за перила, переваливается за борт, смотрит на воду: и с хаканьем, с шумом, с брызгами солдатиком прыгает в воду, и... Сразу тонет.

Таков полный канонический текст этого анекдота. Рассказывая его непосвященным, митек вынужден слегка комментировать, так, описывая выход американца и француза, митек, не скрывая своего восхищения, прибавляет: "В общем, Дэвид Бауи! Гад такой!", а когда на палубе появляется русский, митек заговорщически прибавляет: "Митек!"

Кстати, этот анекдот вполне может служить эпиграфом к капитальному труду "Митьки и Дэвид Бауи".

О НЕКОТОРЫХ ПРОТИВНИКАХ МИТЬКОВСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Митьки уже потому победят, что

они никого не хотят победить...

Они всегда будут в говнище, в

проигрыше... (шепотом). И этим

они завоюют мир."

(Из разговора с Д.Шагиным)

Будем глядеть правде в лицо: культура митьков имела и будет иметь противников. Я имею ввиду не противников по невежеству или недостатку гуманизма, и не тех торопыг, что не могут вынести доставучесть митька. Я имею в виду злого и умного врага, культурного противника.

Вот книга (которую я давно, как и подобает, пропил) Константина Леонтьева - "О стиле романов графа Толстого".

Есть в ней мысли и о стиле романов, и о Толстом, но главная тема этой книги - беспощадная, не на жизнь, а на смерть, борьба с митьковской культурой.

Я не имею возможности прямо цитировать эту книгу, но страх и растерянность известного реакционера XIX века перед пробуждающейся митьковской культурой, хорошо запомнились мне.

Есть в русской литературе, писал он, какая-то тенденция к осмеянию своего героя. Если в англоязычной литературе все говорится как есть, во французской - преувеличенно, то в русской - грубо и принижено.

Если английскому автору нужно описать, например, страх в герое, он так прямо и напишет: "Джон испугался и пошел домой". Француз напишет: "Альфред затрепетал. Смертельная бледность покрыла его прекрасное лицо" и т.д. А русский автор скажет: "Ваня сдрейфил (лучше даже - приссал) и попер домой".

Реакционному философу нельзя отказать в наблюдательности, расстановка сил для него ясна: на палубу выходит американец, на палубу выходит француз, из каптерки вылезает русский. Но отнестись к ним философски он не в силах: одобряя сухую пустоту англичанина, он смеется над французом и презирает русского.

Митек же, приводя свой куда более отточенный и изящный анекдот, не скрывает своего восхищения и американцем, и французом, и хоть самим К.Леонтьевым, которому явно не хватает гуманизма и христианского смирения.

Далее, язвительный философ через столетие прямо протягивает руку присяжным критикам "Литературной газеты", угрюмо жалуясь на неизящных персонажей русской литературы, которые постоянно "подходят к буфету и хлопают рюмку очищенной, а если (вот знаменательное признание) герой после этого ласково осклабится, то доверие читателя обеспечено".

Горький сарказм ядовитого мыслителя здесь неуместен и просто жалок он недоволен, что читатель сделал свой выбор и его доверие отдано достойнейшему - митькам, а не К.Леонтьеву!

Не злись, К.Леонтьев, - ты победил - ведь митьки-то никого не хотят победить, они всегда будут в говнище, в проигрыше...

ПОЧЕМУ МИТЬКОВСКАЯ КУЛЬТУРА ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ПОКА

НЕ ИДЕТ СЕМИМИЛЬНЫМИ ШАГАМИ

А потому что некогда... На общих собраниях и сВездах у митьков остается очень мало времени для разработки своей культуры.

Митьки - очень добрые, им не жалко друг для друга и последней рубашки, но одно непреодолимое антагонистическое противоречие раздирает их: им жалко друг для друга алкогольных напитков.

Каждый митек настолько уверен в своем праве выпить гораздо больше своих собутыльников, что даже не замечает и отрицает эту митьковскую черту. (Примечательно, что формула, описывающая это явление, была найдена не в среде митьков, а зарубежным обозревателем движения: "Митек не любит пить в одиночестве, но митек любит пить один при многих свидетелях".)