Сборник рассказов - [5]
— Это Лепехинская лечебница, роддом там открыли в 1907 году, а первым главным врачом был знаменитый Грауэрман… Институт охраны материнства в 1936 году был переименован в Научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии (МОНИИАГ), теперь это база Управления охраны материнства и младенчества Московского областного отдела здравоохранения…
— Обернись — в первом этаже была еще одна достопримечательность Москвы — рыбный магазин. Тут можно было купить живую рыбу — прилавки были в виде аквариумов, и понравившуюся рыбу тебе вылавливали сачком…
— А теперь?
— Рыбное кафе там, за углом. И скромная библиотека в этом маленьком переулке — осторожно, машина! Это ведь единственный поворот с Покровки на Бульварное кольцо…
— Устала? Если хочешь, то пойдем и посидим около Чернышевского…
— Такая концентрация информации…
— Тебя выгонят с работы за прогул…
— Ну и пусть…
— Вон дом-комод — знаменитейшее здание, связанное с именами наших выдающихся соотечественников…
— Идем. Тут можно часами рассказывать о каждом доме… Вот тут, в подвале, был очень интересный магазин с экзотическими фруктами — тут можно было купить шишку ананаса…
— Тут во дворе в громадной коммунальной квартире жил мой школьный товарищ…
— Там — придворная булочная, правее народный суд, где я разводился со своими женами, а вон там я родился и долго жил в комнате, окна которой выходили на улицу…
— Дом постройки примерно 1901 года, доходный дом с двумя квартирами на каждом этаже.
— Такие большие квартиры?
— Не такие уж и большие. В громадном доме Дриттенпрейса по фасаду всего две квартиры — коридорная гостиничная планировка. Видно, что там на втором этаже квартира перестроена в игровой клуб…
— А здесь вон те два окна — за этими окнами я провел мои детские годы после возвращения из эвакуации. Тут всего три парадные комнаты по фасаду и три комнаты для прислуги окнами во двор.
— Стены толщиной боле полуметра — я клал подушку со старинного кресла на подоконник и ложился на нее. Почти весь умещался, и смотрел на улицу — на трамвай, на машины. Представляешь, здесь ходил трамвай, и остановка была прямо под окнами!
— Да, в те времена улица была с двухсторонним движением — можешь себе представить! И шум не мешал мне спать…
— Во дворе стоял одноэтажный флигель — наверное, для семьи дворника, а жили там две семьи с удивительными девочками-двойняшками… Там теперь вон тот новодел… А еще во дворе был длинный кирпичный сарай, разделенный на отдельные ячейки по числу квартир, причем с подвалами. Там держали картошку, складывали ненужные вещи, а мы лазили на чердак и там… В общем, там мы играли…
— А в доме жили сын и дочь бывшего хозяина этого доходного дома, и я с ними был знаком. Сын учил меня фотографии…
— Дальше далеко не пойдем, а чтобы не переходить улицу поверь мне на слово, что на том небольшом доме есть — а может быть уже была? — надпись «Медсанстрой». Тоже памятник послереволюционного строительства. А вон там, во дворе, гостиница «Урал» — гостиница партийных работников, засветившаяся в ряде мемуаров. А теперь обычная частная гостиница без особых звезд…
— Сюда, сюда. Это один из проходных дворов моего детства. И мы выйдем на другую улицу, хотя на самом деле — переулок. Раньше эти дворы были тихие-тихие, это теперь тут размножились машины и ракушки. И раньше не было ни единой машины у тротуара…
Они свернули в низкую арку, над головой на сводчатом потолке виднелись какие-то металлические пластины и крупные гайки, а шаги отдавались негромким эхом…
— Это очень старые бани. А через этот проход можно попасть в следующий переулок…
Он подсадил ее на высокую ступеньку, и они оказались во дворе, окруженном старинными зданиями, и со странным стеклянным фонарем на асфальте — стекло запотело и оттуда доносился какой-то шум.
— Это все от бани. А арка выходит на следующий переулок, тоже носящий название улицы — тут несколько достопримечательностей. Если отбросить те, что из моего детства, то останется мемориальная квартира великого художника, о которой я тебе уже говорил, да институт с мировым именем офтальмолога…
— Гельмгольца?
— Да. Его старинная усадебная частью выходит вон туда, на широкое Садовое кольцо… Я тебя уже замучил?
— Ты не мог бы появляться почаще и вываливать на меня за один раз поменьше информации?
— Если бы мы пошли с тобой направо, то пришли бы опять на Покровку. Но на углу нет старого здания кинотеатра — там тоже был небольшой зрительный зал был на втором этаже и там я впервые тискал девочку… Теперь там здание крупного современного кинотеатра. И с этим местом было связано многое в моей жизни… А кругом там — памятник на памятнике, и не только из моего детства… В приходской книге несуществующей теперь церкви есть запись о рождении моей мамы… Но мы пойдем налево.
— Слушай, я чего-то не понимаю, или… Что случилось?
— Не обращай внимания. Просто я очень давно не был в этих местах. А вон в том доме я тоже… тоже жил некоторое время…
— Садовая теперь тоже другая, забитая машинами… Но кое-что осталось. Обернись. Что видишь?
— Старый дом, подъезд… Как будто дом зажат с боков другими…
— Это дом в три окошечка Алексеева, которого больше знают как Станиславского… Там есть… был зрительный зал, в котором долгое время была столовая…
В книге вы встретитесь с обыкновенными и неординарными людьми, которые мало отличаются от нас с вами, но живут удивительной жизнью. Действие происходит в узнаваемых обстоятельствах и даже с участием реальных лиц. Паранормальные способности некоторых героев позволяют причислить книгу к произведениям фантастическим, но уж если это научная фантастика, то фантастика социальная, затрагивающая некоторые основы нашей реальной действительности с необычной стороны, но неизменно с любовью к человеку.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?