Сборник рассказов - [62]

Так что уж не возражайте. Присмотр будет теперь еще плотнее.

А Иван Иванович, уже не улыбается. Смотрит пристально и спрашивает серьезно:

— Вам, Сергей Иванович, жить-то не страшно? С таким везением?

ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ?

— Итак, мой благородный дон, — сказал дон Рэба, обращаясь к

Румате. — Было бы чрезвычайно приятно услышать ваши ответы на некоторые интересующие нас вопросы.

— Развяжите мне руки, — сказал Румата.

— А? — сказал дон Рэба и посмотрел за спину Румате. — Ага. Ну, делайте, как сказано благородным доном.

Кто-то неслышно подошел сзади. Румата почувствовал, как чьи-то странно мягкие, ловкие пальцы коснулись его рук, послышался скрип разрезаемых веревок. Руки Руматы, как плети, упали вдоль тела. Он почти не чувствовал их. Потом вдруг сразу тяжесть и холод металла.

Звонкие удары молотка.

— И ноги, и ноги, — сказал дон Рэба, внимательно следя за происходящим.

— Это такие специальные кандалы, — пояснил он Румате нейтральным голосом. — Руки, ноги и еще крепкая цепь между ними. Это на всякий случай, дорогой вы наш дон Румата.

Сзади еще постучали молотком. На руках повисла тяжесть цепи.

Ноги… Теперь уже не пнуть с правой, просто не достать.

— Итак, начнем, — бодро сказал дон Рэба. — Теперь вы можете отвечать? Ваше имя, род, звание?

— Румата, из рода Румат Эсторских. Благородный дворянин до двадцать второго предка.

— Ваш отец?

— Мой благородный отец — имперский советник, преданный слуга и личный друг императора.

— Он жив?

— Он умер.

— Итак, сколько же вам лет, дон Румата?

— Тридцать пять.

— Когда вы прибыли в Арканар?

— Пять лет назад.

— Откуда?

— До этого я жил в Эсторе, в родовом замке.

— А какова была цель этого перемещения?

— Обстоятельства вынудили меня покинуть Эстор. Я искал столицу, сравнимую по блеску со столицей метрополии.

— Благородный дон, а не приходилось ли вам бывать в Соане?

— Я был в Соане.

— С какой целью?

— Посетить Академию наук.

— Странная цель для молодого человека вашего положения, не находите?

— Мой каприз. Имею право.

— А знакомы ли вы с генеральным судьей Соана доном Кондором?

Румата насторожился.

— Это старинный друг нашей семьи.

— Благороднейший человек, не правда ли?

— Весьма почтенная личность.

— А вам известно, что дон Кондор участник заговора против его величества?

Румата задрал подбородок.

— Зарубите на носу, дон Рэба, — сказал он высокомерно. — Для нас, коренного дворянства метрополии, все эти Соаны и Ируканы, да и Арканар, кстати, тоже, были и всегда останутся вассалами имперской короны.

Дон Рэба задумчиво глядел на него. Пальцы, как паучьи лапы, перебирали что-то невидимое на столе.

— Вы богаты?

— Я мог бы скупить весь Арканар, но меня не интересуют такие помойки…

Дон Рэба вздохнул.

— Мое сердце обливается кровью, — сказал он. — Обрубить столь славный росток столь славного рода!.. Это было бы преступлением, если бы не вызывалось государственной необходимостью.

— Поменьше думайте о государственной необходимости, — сказал Румата, — и побольше думайте о собственной шкуре.

Дон Рэба покивал своим мыслям. Сказал медленно и как-то странно, как будто даже обиженно:

— Значит, побольше думать о собственной шкуре? Таков ваш совет? И поменьше о государстве и всеобщей пользе? И почему я нисколько этому не удивлен?

Вопрос был риторическим и не требовал ответа. Хотя Румата насторожился — очень было не похоже на такого знакомого дона Рэбу.

— Да-а… — протянул дон Рэба мечтательно. — Хорошо! Собственная шкура — это хорошо. И думать только о ней… Ну что ж, а теперь все же поговорим, дон Румата… А может быть, не Румата?.. И, может быть, даже и не дон? А?..

Румата промолчал, с интересом его разглядывая. Бледненький, с красными жилками на носу, весь трясется от возбуждения, так и хочется ему закричать, хлопая в ладоши: «А я знаю! А я знаю!». А ведь ничего ты не знаешь, сукин ты сын. А узнаешь, так просто не поверишь. Ну, говори, я слушаю.

— Я вас слушаю, — сказал он.

— Вы не дон Румата, — объявил дон Рэба. — Вы самозванец.

Он строго и со значением смотрел на Румату.

— Румата Эсторский умер пять лет назад и лежит в фамильном склепе своего рода. И святые давно упокоили его мятежную и, прямо скажем, не очень чистую душу. Вы как, сами признаетесь, или вам помочь?

— Сам признаюсь, — сказал Румата. — Меня зовут Румата Эсторский, и я не привык, чтобы в моих словах сомневались.

— Я вижу, что нам придется продолжать разговор в другом месте, — зловеще сказал дон Рэба.

С лицом его происходили удивительные перемены. Исчезла приятная улыбка, губы сжались в прямую линию. Странно и жутковато задвигалась кожа на лбу. Да, подумал Румата, такого можно испугаться.

— У вас правда геморрой? — участливо спросил он.

В глазах у дона Рэбы что-то мигнуло, но выражения лица он не изменил. Он сделал вид, что не расслышал.

— Вы плохо использовали Будаха, — сказал Румата. — Это отличный специалист. Был… — добавил он значительно.

В выцветших глазах что-то снова мигнуло. Ага, подумал Румата, а ведь Будах-то еще жив…

— Итак, вы отказываетесь признаться, — медленно произнес дон Рэба.

— В чем?

— В том, что вы самозванец.

— Почтенный Рэба, — сказал Румата наставительно, — такие вещи доказывают. Ведь вы меня оскорбляете!