Сборник рассказов - [21]

На психологическом тренинге было задание: придумать себе эпитафию. В голову ничего не приходило. Хотелось встать и уйти. По причине гордой застенчивости или просто по дурости я осталась, но так ничего и не написала. Дальше все торжественно читали свои эпитафии: «всегда с вами», «не проходите мимо», «она», «не отрекаются любя», «мне сверху видно все», «я знаю, чем все кончится»… Тут я вспомнила эпитафию, которую придумала себе Фаина Раневская, и выпалила: «Умерла от отвращения». А психолог сделал свое резюме: «Таким образом, — сказал он, — я украл тридцать минут вашей жизни».

С тех пор я пишу только короткие рассказы.

Тоськины дети

Их было пятеро. Все с разными фамилиями, но вылитые — мать. Тоськины — называли их в поселке. Начну сверху: Тоськина Валька, Тоськина Надька, Тоськин Сережка, Тоськина Верка, Тоськина Ленка.

Тося, их мать, была простая трудолюбивая женщина. Удовольствие она находила и в работе, и в отдыхе. Не отказала она себе и в удовольствии иметь детей. Ничего — одна справлялась. А что болтают — так ей плевать. «Поговорят, поговорят да перестанут», — была уверена в себе Тося. «Ну их к монахам», — говорила она.

Да и дети не подводили: две старшие — отличницы, Сережка — лучший в школе футболист, Верка с Ленкой — пока подрастали, но видно, что за старшими тянутся, Ленка с трех лет читала. Дом, огород — на детях. Каждый вечер Тося определяла фронт работ на завтра, а кому что — указывать не надо: обязанности свои знали.

Но все же Тоськиных в поселке считали неблагополучными. И многим казалось странным, что каждое лето я попадала в эту семью. Тоськины жили по соседству с моей бабушкой. Подругой моей была Тоськина Вера: по возрасту подходила. Сережка — старше нас на три года, но меня уважал и даже называл принцессой, когда я приходила к ним с утра с косичками, подвязанными «корзиночкой», в чистом отглаженном платьице и белых гольфах. Я отличалась от его стриженых босоногих сестер, и это никого не раздражало. Однажды он специально для меня поймал ужа, но я так орала, что он сунул его в холодильник и ушел. А мы потом боялись открыть холодильник, хотя очень хотелось компота.

Тоськина Ленка была маленькая и просто таскалась за нами. А когда она нам надоедала, Сережка с Веркой крепко пеленали ее в простыню. Как-то раз мы Ленку посадили в ведро и опустили в колодец — обошлось, слава богу…

В то лето старшие Тоськины, Валька и Надька, уехали на побережье подработать: в каком-то пансионате мыли посуду. Так что на хозяйстве остались Верка и я: Сережка — целый день в футбол, а за Ленкой еще следить надо было.

С утра я приходила к Верке, и до вечера мы успевали все. Моя необузданная фантазия и Веркина предприимчивость делали свое дело. Домой я возвращалась растрепанной и грязной, с разбитыми коленками и ненужным жизненным опытом. Иногда бабушка находила у меня деньги, вырученные от сдачи бутылок, собранных на кладбище, или от продажи у поездов соседских персиков. Я не понимала, за что меня ругают, — ведь это был честный труд.

Я хорошо помню тот день. Мы с Верой уже сварили щавелевый суп, закрыли Ленку в шкафу и, нарядившись в Валькино и Надькино платья, орали «Money, money» в граненые стаканы-микрофоны, изображая солисток «Аббы». Я — брюнетку, а Вера — блондинку. И тут влетел Сережка.

— Мамку арестовали, — задыхаясь, выпалил он.

— Как арестовали? — спросила Вера в стакан.

— Так арестовали… — не мог отдышаться Сережка.

— Она, что, в больнице? — не понимала я.

Ленка забилась в шкафу.

— На работе… Она спирт выносила…

Тетя Тося работала на винзаводе, и дома у них всегда был спирт. Я несколько раз видела, как она переливала его из грелки в трехлитровую банку. Спирт она продавала. Это было выгодней, чем вино.

— На проходной держат. Милиция приехала, — продолжал Сережка. — Могут к нам прийти с обыском.

Из шкафа ревела Ленка. Сережка машинально открыл шкаф и взял Ленку на руки. Она «обезьянкой» обхватила его и затихла.

— Надо закрыть дверь и никого не пускать, — предложила я.

— Спирт где? — спросил Сережка.

— Внизу в буфете, — сказала Вера, достала трехлитровую банку и поставила на стол.

Спирта было на два пальца.

— Надо вылить, — скомандовал Сережка.

И тут залаяла собака. Мы переглянулись и все поняли.

— Калитку закрыл? — спросила Вера шепотом.

— Закрыл. Я всегда закрываю.

Собака разошлась.

— Вода есть? — прошептал Сережка.

— Нету, — так же шепотом ответила Вера.

Ленка сползла с Сережки, побежала к окну и потянулась к пластмассовому кувшину для поливки цветов. Сережка опередил ее и взял кувшин. А Вера уже наливала спирт в наши стаканы-микрофоны. Сережка долил водой.

— Пейте, — скомандовал Сережка нам с Верой.

Я вдруг вспомнила, как мы соревновались, кто быстрее выпьет сырое яйцо. И когда мы с Верой уже допивали свои, и Сережка понял, что отстает, он яростно принялся за скорлупу. Тот зловещий хруст вдруг возник у меня в ушах, я представила, что Сережка заставит нас сожрать стаканы. Я зажмурилась и стала пить.

Почти одновременно мы с Верой поставили стаканы и заржали.

— И мне, — пропищала Ленка.

Сережка плеснул ей и до краев долил водой. Себе разводить он не стал. Выпил и, обливаясь, запил из кувшина, а потом допил Ленкино.