Сборник рассказов - [11]

- Что такое? -- спросила она.

Мина наклонилась к ней совсем близко.

- Он уехал.

Ножницы из рук Тринидад упали к ней на колени.

- Не может быть!

- Да, уехал, - повторила Мина.

Тринидад не мигая на нее уставилась. Между ее сдвинутыми бровями пролегла вертикальная морщина.

- И что теперь?

Когда Мина ответила, ее голос звучал ровно и твердо:

- Теперь? Ничего.

Тринидад стала прощаться с ней около десяти. Освободившаяся от бремени своих тайн, Мина ей напомнила, что надо бросить мертвых мышей в уборную. Слепая подрезала розовый куст.

- Не догадаешься, что у меня здесь в коробке, - сказала, проходя мимо нее, Мина.

Она потрясла коробку. Слепая прислушалась.

- Тряхни еще раз.

Мина тряхнула во второй раз, но и после третьего, когда, слепая слушала, оттянув указательным пальцем мочку уха, она так и не смогла сказать, что в коробке.

- Это мыши, которых за ночь поймали ловушками в церкви, - сказала Мина.

На обратном пути она прошла мимо слепой молча. Однако слепая двинулась за ней следом. Когда бабка вошла в большую комнату, Мина, сидя у закрытого окна, заканчивала розу.

- Мина, - сказала слепая,- если хочешь быть счастливой, никогда не поверяй свои тайны чужим людям.

Мина на нее посмотрела, слепая села напротив и хотела тоже начать работать, но Мина ей не дала.

- Нервничаешь, - заметила слепая.

- По твоей вине.

- Почему ты не пошла к мессе?

- Сама знаешь почему.

- Будь это вправду из-за рукавов, ты бы и из дому не вышла, - сказала слепая. - Ты пошла, потому что тебя кто-то ждал, и он тебе сделал что-то неприятное.

Мина, словно смахивая пыль с невидимого стекла, провела руками перед глазами слепой.

- Ты ясновидица, - сказала она.

- Сегодня утром ты была в уборной два раза, - сказал слепая. - А ведь больше одного раза ты не ходишь по утрам никогда.

Мина продолжала работать.

- Можешь ты показать мне, что у тебя в нижнем ящике шкафа? - спросила слепая.

Мина не спеша воткнула розу в оконную раму, достала из-за корсажа три ключика, положила в руку слепой и сама сжала ей пальцы в кулак.

- Посмотри собственными глазами, - сказала она.

Кончиками пальцев слепая ощупала ключи.

- Мои глаза не могут увидеть то, что лежит на дне выгребной ямы.

Мина подняла голову. Сейчас ей казалось, будто слепая знает, что она на нее смотрит.

- А ты полезай туда, если тебя так интересуют мои вещи.

Однако задеть слепую ей не удалось.

- Каждый день ты пишешь в постели до зари,- сказала бабка.

- Но ведь ты сама гасишь свет.

- И сразу ты зажигаешь карманный фонарик. А потом, слушая твое дыхание, я могу даже сказать, о чем ты пишешь.

Мина сделала над собой усилие, чтобы не вспылить.

- Хорошо, - сказала она, не поднимая головы, - допустим, что это правда; что здесь такого?

- Ничего, - ответил слепая. - Только то, что из-за этого ты не причастилась в страстную пятницу.

Мина сгребла нитки, ножницы и недоконченные цветы в одну кучу, сложила все в корзину и повернулась к слепой.

- Так ты хочешь, чтобы я сказала тебе, зачем ходила в уборную? спросила она.

Наступило напряженное молчание, и наконец Мина сказала:

- Какать.

Слепая бросила ей в корзину ключи.

- Могло бы сойти за правду, - пробормотала она, направляясь в кухню. -Да, можно было бы поверить, если бы хоть раз до этого я слышала от тебя вульгарность.

Навстречу бабке, с противоположного конца коридора, шла мать Мины с большой охапкой усеянных колючками веток.

- Что произошло? - спросила она.

- Да просто я потеряла разум, - ответила слепая. - Но, видно, пока я не начну бросаться камнями, в богадельню меня все равно не отправят.

Тот, кто ворошит эти розы

Так как было воскресенье и дождь прекратился, я подумал, что неплохо бы отнести букетик роз на мою могилу. Букетик из белых и красных роз, тех самых, что она выращивает для украшения алтаря и для венков. Утро выдалось печальным - незаметно и мягко подступила зима, и мне вспомнился холм, на котором жители городка оставляют своих мертвых. Это голое место, совсем без деревьев, где останки едва припорошены землей и обнажаются каждый раз после сильного ветра. Сейчас, когда дождь перестал и полуденное солнце подсушило скользкий склон холма, я смог бы добраться до могилы, в которой лежит мое детское тельце, уже, наверное, истлевшее и рассыпавшееся между камней и улиток.

А она стоит, завороженная, перед своими святыми. Погрузилась в раздумья, так как я притих после неудачной попытки пробраться к алтарю и стянуть самые свежие и самые красные розы. Может, сегодня мне бы и посчастливилось, но мигнула лампадка, и она, очнувшись от оцепенения, подняла голову и посмотрела в угол, на стул. Она, должно быть, подумала: "Опять этот ветер", потому что перед алтарем и вправду что-то скрипнуло и воздух всколыхнулся на миг, едва заметно, будто всколыхнулись старинные воспоминания, обитающие в доме с очень давних времен. Стало ясно, что нужно ждать более подходящего случая, - она все еще встревожена и поглядывает на стул, и обязательно заметит движение моих рук перед своим лицом. Быть может, надо подождать, когда она отправится в другую комнату на обязательную и отмеренную по часам воскресную сиесту, я смогу улизнуть, стащив розы, и пробраться в комнату прежде, чем она вернется сюда.