Сборник рассазов - [43]
Иногда панель на экране 20-дюймового монитра начинала переливаться с тихим шелестом, мгновенно выбрасывая в окне IP и координаты вызывающего абонента - маленькая ухмылка возможностей СОРМ-2. Отвечать траффику в двести сообщений в минуту мог бы только компьютер, однако тем и прекрасен человек что может выбирать, что и делалось с легкой ленцой, конечно не наугад. Не заинтересовывай меня, не маскируй адрес, просто позвони и трубка будет снята, а точнее свободен канал. Желание исполняется лишь когда ты готов к его исполнению, возможно в этот раз было именно так иначе не бывает и красивый голос освежающим бризом ночного потока услышал не только я - но сотни тысяч. Впрочем удивления не последовало, просто потому что небыло...
Аромат роз и высокий, узкий бокал с Moet & Chandon Brut Imperial маленькие слабости и прекрасное дополнение ночной студии, в которой никогда небыло удушливого сигаретного дыма, кольцами стремящегося к потолку. Удобное кресло, в огромном окне застывает мегаполис столицы Руси. Я говорю об этом, я говорю с теми кто хочет слышать меня, а иной раз и отвечать. Впрочем несколько приятных голосов наряду с моим никогда небыли проблемой - иной раз мне составляют компанию. А потом заказы на букеты свежих цветов отправляются в разные страны и города, дабы к утру появиться на пороге с запиской в которой эхо этой ночи и теплые слова, легкая улыбка тысяч километров за которыми остался я... Ночной разговор, слова в сполохах звезд. В мягкости и тепле студии заснувшей столицы уставшей империи я думал о низких температурах абсолютно нуля, о взрывах солнц и сверхновых, о милых лицах устремленных в ночь и широко раскрытых глазах в ледяную пустыню солнечного ветра и звездной пыли где бездна громадных расстояний, но летят, лятят в эфире слова в которых зов сердца и времени, зов света, зов любви. Каменные сторожа тысячилетий, обращенные невидящими глазами к солнцам далеких миров, белый мрамор лестницы, уходящий к черной воде. Я возвращался к этому тысячу раз, но понял лишь сейчас. И здесь не уйти от себя - за гранью Земли, за гранью смерти. Хлебнуть этого яду - любить. Жить бы неразбуженным. Летят в космическом эфире окоченевшие, замерзшие семена жизни, летят дремлющие. Но нет, нужно упасть, расцвести - пробудившись к жажде - любить, слиться, забыться, перестать быть одиноким кристаллом. И весь сей короткий сон затем, чтобы снова - смерть, разлука, и снова - полет в тишине и холоде Вселенной, полет... как слова, в алмазных, кровавых сполохах звезд...
"Кобра" отведенная в сторону матово била в пол. Мигающие огоньки чтения компакт-дисков, мертвенно-блестящие потоками данных мониторы, множество камер on-line трансляции разных столиц, тихий шум вентиляторов заглатывающих очередные кубометры воздуха дабы хоть немного остудить раскаленные процессоры. Просторная коробка офиса за герметичными стеклами студии, заставленная компьютерами, бумагами и папками, сонно мигающими огоньками модемных подключений и плат локальной сети... Прошла ночь и наступало утро.
Утро выдалось очень красивым для города снов. Небо - синеватая голубизна прозрачного и четкого стекла, что медленно розовело на востоке, плыли вверху облака, словно сотканные из белого пуха, ночная прохлада исчезала, сильнее шумели появляющиеся на улицах машины - город просыпался. Здесь все было как прежде. И звездные башни Кремля, синеватая и спокойная гладь Москвы-реки, брызжущая яркость зелени между домами, редкий колокольный звон и уходящие далеко-далеко силуэты самых разных зданий, которые строили здесь вот уже восемь веков... солнце медленно выкатывалось мне навстречу. Где-то далеко вверху виднелся такой таинственный и беззащитный белый след инверсии от большого пассажирского лайнера.. кто знает, куда он взял курс - к Тихому океану или в Европу... Вашингтон, Монреаль, Париж... или быть может Гонконг, Банког, Сингапур, Токио... Я просто смотрю. Это то, что я хочу... Я смотрю, куда хочу. Ведь скоро я тоже полечу домой.. Россия - моя страна, но дом - это другое.. Наверное я буду там счастлив...
Знаете, я уверен, что каждый раз утро неповторимо и прекрасно. И снова я стоял в одиночестве на самом верху огромной многоэтажки на Новом Арбате, снова ласковые и холодные порывы ветра трепали мои волосы и снова смотрел я задумчивым взглядом погруженного в себя человека на безмятежную голубизну неба...
Oracle
28 января 1999 года.
Максим
28 января 1999 года.
ПЯТНАДЦАТЬ РОМАНТИЧЕСКИХ ПИСЕМ
В этих письмах все, что есть в реальной жизни - улыбки, нежность, чувства... Почитав свои старые архивы, я решил поставить в этот раздел несколько своих писем. Конечно, это не все, а лишь часть - мои мысли выражены во многих мегабайтах текста... надеюсь, что дальше будет только больше. Это письма, написанные в разное время и разным людям, имена которых я, тем не менее, помню. И никогда не забуду. Все они в разных странах, часовых поясах, в никогда не виданных мною городах. Надеюсь, что сейчас они счастливы.
Максим
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Здравствуй...
Вот поговорили мы с тобой, а в Москве наконец наступила весна.. самая настоящая - с солнцем и тающим снегом, с пока редкой капелью... как и много раз весной я замечаю, что солнце взрослеет и ветер становится моложе - отступает куда-то в прошлое колючесть и людская злоба - больше улыбок и хорошего настроения.. быть может из-за того, что все в эти времена начинает жить по-новому, для чего-то возвышенно-тонкого.. хотя быть может это всего лишь мое трепетое воображение рисует картины будущего в ярких цветах.. ;-)
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.