Сборник рассазов - [40]

Кортеж мчался по влажной трассе уходя через плавную развязку к аэропорту. Моргающие в темноте сапфировые россыпи сигналов на мокрых боках и радиаторах германских "мерсов" вычищали две из шести полос автобана ибо приказом было "пропустить". Сопровождение патрульного подразделения полиции сегодня не заказывали, впрочем в нем небыло нужды - дорогу несущемуся картежу из черных автомобилей уступали быстро и без разговоров. Может быть сказывалось отсутствие "музыки", хотя в общем было совсем все равно - бронеавтомобили отличались отличной звукоизоляцией. Легкий отблеск лежал на лицах, замерших в мягкости салона. Она спала, время от времени устраиваясь поудобнее на его руках. Молчание и неуловимое скольжение тяжелых авто делали беспокойство совсем неуместным, наверное потому что создавалось ощущение собственных сил и удачи. Возможно это было и не так далеко от истины...

Тяжелая ночь, множество звезд. Надо будет узнать наконец что же там наверху, возникла шальная тягучая мысль. Тонированными стекла казались только снаружи. С обратной стороны открывалось прекрасное изображение проносившейся за бортом реальности. Точечки круживших над аэропортом самолетов, выстраивавшихся в высотные эшелоны на посадочные полосы, создавали странное впечатление над которым не хотелось размышлять. Вот и там, за этими серебристыми фюзеляжами, за крупинками иллюминаторов потягиваясь в ожидании посадки дремали пассажиры, чтобы вернуться в этот город как домой. Он был их домом, они знали и любили его. Город... он разный и никогда один и тот же - по образу и подобию человека, здесь множество прекрасного и безобразного, сверкающие чистотой и комфортом деловые центры, заваленные помоями и развалинами окраины старых районов начала века, множество тех, кто никогда не покидал и не покинет его - и некуда, и незачем. От этой мысли передернуло, и на неуловимое мгновение в душу закрался настоящий ужас - вот так остаться, остаться навсегда. Чтобы видеть другие города только по дурацкому ящику, чтобы не помнить что чертой города не ограничивается мир, и не считать телефонные звонки в другие страны наивным развлечением дурачков. Я и не думал, что это еще способно настолько испугать меня, может потому что часто задавал этот вопрос себе и в ответ всегда отзывалась тупая боль, которая тут же утихала. Ласково погладил по головке притихшую на руках женщину, в раздумье убрал волосы с кроткого, во власти сна, лица. Она еще спала, прижимаясь к нему, по-детски мягкая и расслабившаяся во сне. Заботы, слова, дела, смена городов и часовых поясов, огромные скорости и оперативная информация, океан которой полонит мониторы офисов - пусть это минует тебя хоть на несколько часов, впрочем как и ты сама себя.

По лицу проносились в секунду тая лучи фар встречных авто, совсем уж неуловимо похрипывала рация за поднятым тонированным стеклом, отделявшим салон от кабины водителя. Я знал, что всего в трех метрах за лимузином и немного справа и слева мчатся машины сопровождения, ребята в которых похожи на пианистов - надо успевать не только держать прекрасной реакцией и долголетней выучкой машины почти вплотную друг к другу без всякого риска полететь кувырком на скорости более ста миль в час, но и говорить по рации, поддерживая интенсивный радиообмен друг с другом, с группой на частном секторе пассажирского терминала, да и с центром совсем не здесь. Но они умеют, кажется в этом сомнений возникать не должно, прежде у них самих...

Опять мягкость салона, в котором можно утонуть. Турбины перестали натужно реветь в режиме форсажа, самолет набрав скорость и высоту лег на курс, уходя в сторону океана. Как будто небыло нескольких часов, которые сейчас ускользают исчезающим туманом зимней столицы мифической империи. В глазах плывут две звезды, а мысль все еще Там. Вылетевшие в россыпи сигналов, на мгновение включенных сирен, и огней на летное поле машины, плавно сбросившие скорость только у самого трапа, высыпавшие из джипов бесшумные тени, за которыми не слышно даже хлопанья дверей, которого просто нет. Медленно открытая дверь лимузина и ворвавшийся в салон освежающий легкий бриз, совсем не похожий на четкие установки бортовой климатической системы - педантичные немцы так и не поняли смысла абревиатуры "русский ветер", специально проставленной в заказе, впрочем воплотить тоже не сумели... Они не помогали мне выбраться наружу, впрочем такой помощи и не требовалось. Приглушенного освещения хватало только на то, чтобы не споткнуться на трапе, который обозначался фосфорицирующими переплетениями линий. Несколько шагов, растаявшие под ногами десять ступенек.

Ее взгляд блуждал по сглаженным очертаниям новой машины, в которую внесли знакомые руки. В глазах еще блестели слезинки, чуть горечи, плескалась непостижимая сперва глубина. Помнится только ему удалось увидеть такое тогда. Сколько же времени прошло с того вечера на теплом закате тысячелетия, за несколько лет до конца века. Немногим больше года, вдруг пришло в голову. Секунды как дым сигарет - пропадают мгновенно, хотя их можно чувствовать чуть дольше. Он сидел рядом, мягко сжимая ее ладонь. Немного реже бьется пульс, дыхание становится ровнее. Он успокаивался вместе с ней, заставляя сердце жить медленнее. Чуть секунд и стало казаться что он дышит за двоих, а может так и было на самом деле. Вот только жить две жизни не получится, как не старайся. В иллюминаторах горят звезды, уже которое тысячелетие никак не желая догорать. Плывут редкие облака в которые резво врезался белоснежный фюзеляж "Фалькона", совсем не помня о том, что со стороны это выглядит красиво... впрочем как и изнутри. Иногда можно жить забыв о себе, но о любви не получается, быть может не выйдет никогда. Выбирая останавливаешься на вечности, совсем не соглашаясь на призрачное настоящее. Самый верный способ знать историю наперед - самому сотворить ее, впрочем как и собственную жизнь... и для кого-то это правильно, может и для них тоже. Сила не измеряется развитостью мускулов - этого добра всегда можно прикупить на пару взводов, притом оптом. Но ты никогда не купишь дух и порыв, никогда не променяешь его на кучи золота... если только не создашь в себе сам, или сама что в общем волен сделать каждый, но прежде чем с другими - с собой сперва.