Сборник - [5]

И всё-таки они встретились у Сомовых. Был уже украшенный каштановым цветением май, и они оба не подавали вида, что между ними есть тайна, и снова вышли вдвоём на ту же вечернюю улицу, залитую весенней истомой. Через квартал она остановилась и, насупившись, сказала, что не хочет идти к троллейбусу. Они повернули в сторону надднепровских парков, потом стояли под деревом недалеко от Гимназического мостика и смотрели на россыпь далёких огней Дарницы, и он обнимал её, уже знакомую и опять новую и тёплую в тонкой одежде, потом они долго шли пешком, пока не пришли к этому Полицейскому садику, и на этой скамье он снова целовал её, и они просидели допоздна, и он проводил её в университетский городок, она боялась, что двери общежития уже заперты, но ведь была весна, и когда они увидели, что двери ещё открыты, то отошли в аллею и целовались снова, и он опасался, что здесь недостаточно темно и проходящие студенты увидят его отсвечивающую седину. Она снова сказала, что позвонит сама, и не объяснила, почему не звонила до сих пор.

И действительно, через несколько дней, на работе, он услышал в трубке "З-здравствуйте…", она иногда слегка заикалась, это было почти незаметно, но огорчало её, потому что, как она говорила, это появляется тогда, когда она волнуется, и из-за этого она не может, когда нужно, отчитать как следует подлеца или нахала.

Они договорились встретиться и пошли на выставку картин Серебряковой.

Впервые они были вместе при свете дня, специально встретившись. Он долго потом обдумывал это, стараясь найти смысл и оправдание этих встреч, – нет, оправдание не в житейском понимании, а как обоснование правомерности, естественности, найти то, что может и должно связывать его с нею, которая младше его сына. Он говорил себе, что логически вполне объяснимо, если девушка не слишком обращает внимание на возраст мужчины; направляемая природным инстинктом, она неосознанно выбирает качества своего будущего ребёнка. Но правила игры в любом случае должны быть честными, если даже они ведут совсем другую игру, поэтому он спрашивал себя – что может он дать ей взамен? Примет ли она то, чем он сможет с ней поделиться, то, чем он богат именно благодаря всё тому же постылому возрасту?

Они начали видеться часто, либо по её звонку, либо договариваясь накануне.

Июньские дни были солнечные и длинные, и у них хватало времени на долгие прогулки, а благодаря поздним сумеркам его задержки не были дома слишком заметны.

Свежая зелень была яркой, резким было молодое солнце, ещё далеко было до разливающейся на всём августовской усталой тускло-рыжеватой патины. Они исходили всю цепь парков на склонах Днепра, эти чарующие "Семирамидины сады", как назвал их поэт Панин, он же покойный Женя Панич – от их скромного начала у старой железной беседки на Андреевском Спуске за собором, через Владимирскую горку с сохранившимися, врезавшимися ещё в его детскую память, крутыми и узкими аллейками с проволочной оградой, выложенными желтым кирпичом; затем Купеческий, Царский и Мариинский сады, Петровскую аллею, Аскольдову Могилу – и до величественных просторов Печерской Лавры, которыми так славно любоваться из гулкой деревянной галереи, ведущей к дальним пещерам. Она любила нюхать цветущие деревья и просила его наклонять ветки. Он показал ей все пять сохранившихся в городе дореволюционных фонтанов, с большой рифлёной чашей и с чугунными львиными мордами. Про пятый фонтан мало кто знает, он распожен в маленьком скверике по Маловладимирской улице. Именно там, в скверике, они сидели допоздна и читали сборник "Свiтовий сонет" Дмитра Павличка, а потом, после того как стемнело, словно Паоло и Франческа, отложив книгу, целовались до того, что у неё закружилась голова, когда они встали. В другой раз он повёл её в подъезд одноэтажного дома на Костёльной, где внутри оказалась широкая лестница, ведущая вниз, в полумрак, на несколько этажей, и когда они спустились в это подземелье и открыли одну из дверей, – то, словно Алиса в Стране Чудес, очутились в обыкновенном дворе, окружённом многоэтажными домами. А ещё он показал ей дом в Михайловском переулке, который с годами осел настолько, что в его подворотню можно было забираться лишь чуть ли не на четвереньках, и там, внутри, был чудесный заросший травой дворик, уже много лет недоступный ни для какого транспорта.

Ему нравилось, как она относилась к этим маленьким приключениям. Однажды он сказал ей, что покажет ей еще что-то интересное, и потом она спросила: "А когда же будет ваш подарок?" – "Какой подарок?" – "Ну то, что вы обещали мне показать…" И он завёл ее на Подвальной в обычный городской двор, типичный асфальтово-каменный мешок, потом через низкую подворотню в такой же следующий, а потом через ещё одну подворотню – неожиданно в удивительно уютный сквер, круто уходящий вниз по склону горы, тихий, спрятанный от всего города и никому не известный.

Она охотно поддерживала ощущение таинственности и ожидания необычного во время их встреч. Это чувство возвращало его в молодость и напомнило ему случай, происшедший в те времена. В другом, огромном городе, он шел с другой девушкой, был поздний вечер, и широкий проспект, по которому днём катился нескончаемый поток машин, был тих и безлюден. На тротуарах просыхали лужи от недавнего летнего дождя. Девушка болтала без умолку, стараясь предстать перед ним в лучшем свете, рассуждала о музыке и упомянула седьмую симфонию Чайковского. Он заметил, что у Чайковского только шесть симфоний. Зная, что доказать ничего нельзя, она настаивала на своём. Он для смеху предложил разрешить спор, обратившись к первому встречному. Впереди появилась одинокая фигура, и они направились прямо к ней. Это был мужчина средних лет с интеллигентной внешностью Эренбурга.