Сборник "Исторические романы". Компиляция. кн.1-6 - [28]

В храме было жарко и душно, и боярин Степан Степанович имел полное основание распахнуть свою шубу и показать свой блестящий тегиляй. Кречет-Буйтуров стоял на обычном месте, на коврике, подле правого клироса. Голова его была гордо закинута, и он свысока поглядывал на стоявших невдалеке знакомых соседей-вотчинников. Он даже крестился как-то особенно, точно, творя крестное знамение, оказывал милость Богу.

Стоявшая рядом с ним Анфиса Захаровна молилась усердно, отбивала земные поклоны так, что становилось страшно за ее лоб, а крестясь, перекидывалась туловищем сперва несколько назад, а потом кланялась низко-низко, причем крест творила такого размера, что, перенося руку со лба, опускала ее не на грудь, а, скорее, на живот.

Катюша молилась неровно. Она то крестилась часто-часто мелкими крестиками, то забывалась, и Анфисе Захаровне не раз приходилось подталкивать ее в бок, чтобы напомнить, что нужно перекреститься.

Девушке было не до молитвы. Она чувствовала на себе горячий взгляд тех глаз, которые ей сегодня грезились в дреме, и смущалась под ним. А Александр Андреевич Турби- нин, как нарочно, не отрывал своего взгляда от ее лица. Он заметил ее смущение, подметил уже не один кинутый вскользь на него ее робко-виноватый взгляд, и сердце его трепетало от радости: он понимал, что все это — добрые признаки.

Был еще один человек, который, что называется, «ел глазами» миловидную боярышню, только — увы! — она и не замечала его взгляда. Это был тот самый Иван Дмитриевич, который сшил себе новую шубу и перед которым Степан Степанович хотел похвастать новым тегиляем!

Иван Дмитриевич Кириак-Луйп был уже не молод, и, наверно, его голова была бы покрыта изрядною сединой, если б на ней был хоть малый остаток растительности. У него был красноватый, маленький, как пуговка, нос, тусклые, серые глаза. Он обладал каким-то странным цветом лица — его можно было бы назвать пегим: целая сеть красновато-сине- ватых пятнышек и полосок просвечивала сквозь сероватую кожу. К довершению всего, Иван Дмитриевич был очень нескладен: при громадном росте имел чрезвычайно узкие, ка- кие-то «покатые» плечи… С подбородка Кириак-Луппа спускалась длинная и узкая борода огненно-рыжего цвета, тронутая сединой.

Казалось бы, наружность Кириак-Луйпа заставляла желать лучшего, но он был ею очень доволен и в кругу бояр- сотоварищей любил хвастаться своими победами. Подобно Турбинину, он заметил волнение боярышни Екатерины Степановны и, конечно, приписал это влиянию своего взгляда, и самодовольная улыбка кривила его губы, а в голове проносилось: «А! Попалась птичка в сети! Вот мы, старики- вдовцы, каковы!»

Между тем обедня оканчивалась; прозвучал отпуск, прогремело многолетие царю Ивану Васильевичу. Боярин Кречет-Буйтуров, получив почетную просфору, двинулся с семьею к выходу. Сейчас же следом за ним повернулись Тур- бинин и Иван Дмитриевич, а там потянулись и другие.

— Что ж, Шурка, пойдем ко мне щи хлебать! — сказал, садясь в сани, Кречет-Буйтуров подошедшему к нему прощаться Александру Андреевичу, которого он знал еще мальчиком.

— Спасибо, Степан Степанович, — ответил Турбинин, смотря в то же время не на самого Кречет-Буйтурова, а на его дочь, успевшую уже сесть в сани. — А только мне нельзя, домой надо — матушка ждет.

— Ну, как хочешь. Будешь в нашей стороне — мимо ворот не проезжай.

Подошел прощаться и Кириак-Лупп.

— Прощай, Степан Степанович, прощай, Анфиса Захаровна, прощай, боярышня! И что за красавица дочка уродилась у тебя, Степан Степанович! — сказал он, плотоядно щуря на девушку свои тусклые глазки.

— Н-да! Ничего себе… в меня уродилась! — самодовольно улыбаясь, сказал Кречет-Буйтуров, а сам подумал: «Ты, брат, не сватать ли ее за себя хочешь? Так это мимо — не для тебя кус!»

Турбинин слышал замечание Ивана Дмитриевича и почувствовал что-то похожее на ревность.

— Эдакая рожища, да еще смеет глядеть на нее! — ворчал он, взбираясь на своего Серого.

Александру Андреевичу хотелось поскорее добраться до своей вотчины, до которой было от церкви верст десяток. Он гнал коня, не разбирая дороги; конь спотыкался, но Турбинин не обращал на это внимания и заставлял идти его вскачь. Так проехал он уже версты три, когда вдруг при спуске в крутой овраг Серый споткнулся и грохнулся на землю. Боярин не успел освободиться от стремян, и его нога попала под коня. Он пытался высвободиться, но не мог, пытался поднять коня, но Серый не поднимался. Положение боярина было не из завидных. К счастью, на другой стороне дороги показался всадник, и Турбинин крикнул ему о помощи.

V. Старый знакомый

Всадник услышал зов Турбинина, подъехал к нему и спрыгнул с коня. Это был очень высокий и богатырски сложенный красивый молодой человек с небольшою золотистою бородой и усами, с несколько загрубевшей от солнечных лучей и непогоды кожей лица, с ясными голубыми глазами.

— Эх, да как же ты неловко попал, братец! — сказал он, беря Серого за узду. — Ну-ну, конек, вставай!

Серый словно только этого и ждал — он тотчас же поднялся. Поднялся и Александр Андреевич.

— Что нога? Изрядно примял коняга?

— Нет, ничего… Так, ноет малость. Как вот конь? — ответил Турбинин и заставил Серого шагнуть несколько раз. Конь прихрамывал на одну ногу.