Сборник "Граф Монтестрюк + Приключенческие романы". Компиляция. Книги 1-5 - [10]

Когда она покинула капеллу, она была уже не той женщиной, какой вошла туда. Лицо ее было бледно, как мрамор, и в заплаканных глазах светилась твердая решимость. Кротость и мягкость черт исчезли и сменились суровостью; вместо огня молодости появилась грустная покорность судьбе. Прежде она была изящной, теперь стала величественной.

После великолепных похорон, на которые графиня отдала свои последние деньги, она велела отворить настежь двери замка и позвать тех, кого удалила накануне.

— Из всего, что здесь есть, мне ничего больше не принадлежит, — сказала она им, — можете войти; мой сын и я — мы уходим.

Взяв с собой старого конюшего и двух служителей, которые поклялись никогда не оставлять ее, вся в черном, держа сына за руку, графиня прошла твердым и спокойным шагом через подъемный мост и, не оглядываясь на эти старые стены, в которых оставляла столько воспоминаний, пошла по дороге изгнания.

Ребенок брел возле матери, поглядывая на нее украдкой в беспокойстве и смутно понимая, что случилось нечто необыкновенное. Когда исчезли из виду башни замка, он заплакал потихоньку.

Агриппа — так звали старого конюшего — не смел расспрашивать графиню, но говорил про себя, что не оставит ее, куда бы она ни пошла.

На повороте дороги, которая вела из замка Монтестрюк в окрестные поля, их ожидала запряженная сильной рабочей лошадью телега, приготовленная Агриппой по приказанию графини. Она села в нее с сыном.

— Как, графиня! В этой телеге, вы? — воскликнул Агриппа в негодовании. — Позвольте, я побегу в замок и приведу…

— Не надо! — сказала она, протягивая свою белую руку. — Разве я тебе не говорила, что все остающееся там теперь уж не мое? Слушайся же меня, как ты слушался своего господина.

Подавив вздох, Агриппа взял лошадь за узду и спросил:

— Куда прикажете везти вас, графиня?

— В Лектур, к герцогу де Мирпуа.

V Воспитание молодого графа де Монтестрюка

Под вечер телега, поднявшись на склон горы, по которому граф де Монтестрюк проезжал за три дня до этого, остановилась у дверей того самого особняка, в который и он тогда постучался. Герцог де Мирпуа был дома.

Взяв в руки запечатанное гербом графа письмо с адресом уважаемого старика, графиня вошла в ту самую большую комнату, где он принимал графа Гедеона. При виде женщины в трауре и при ней ребенка герцог де Мирпуа подошел к графине и серьезным и ласковым голосом пригласил ее сесть.

— Прочтите прежде это письмо, герцог, — сказала Луиза.

Она подала письмо, герцог де Мирпуа распечатал его и громко прочел следующее:

— «Герцог! Я убил барона де Саккаро и сдержал свою клятву; не стану напоминать об обещании человеку вашего рода. Умираю, оставляя под вашим покровительством графиню де Монтестрюк, жену мою, и моего сына, Гуго. Гедеон Поль де Монтестрюк, граф де Шаржполь».

Тогда графиня подняла свою вуаль и сказала:

— Я та, о ком пишет граф де Монтестрюк, а это сын мой, Гуго.

— Графиня, не угодно ли вам сесть? — ответил герцог. — Мой дом, к вашим услугам.

Она погладила сына по голове и, указывая ему на лужайку, видневшуюся через большие стеклянные двери, сказала:

— Ступай, сын мой, мы с герцогом будем говорить о таких вещах, о которых ты узнаешь со временем.

Гуго поцеловал руку матери и вышел. Он был мальчик крепкий и ловкий; лицо его дышало откровенностью и решительностью.

Когда графиня де Монтестрюк села на большое почетное кресло, герцог поместился напротив нее и, поклонившись, сказал:

— Говорите, графиня; чего бы вы ни пожелали, все будет исполнено. Если бы даже я и не дал слова вашему мужу, если бы он и не погиб из-за меня, — вы одиноки, и я в полном вашем распоряжении.

— Что мне нужно, герцог, так незначительно, что, я уверена, вы мне не откажете.

— У меня несколько замков; выберите любой и поселитесь в нем. У меня нет больше дочери, и я брожу в одиночестве по своим обширным владениям. Что касается лошадей и экипажей молодого графа — это уже мое дело.

— Нет-нет… Все это совершенно излишне. Мне нужно только пристанище, где я могла бы жить в уединении с двумя-тремя слугами, и скромные средства.

Герцог де Мирпуа посмотрел на нее с удивлением.

— Я объяснюсь, — продолжала графиня. — Вы знаете, как умер граф де Монтестрюк; вы знаете, как он жил. Когда он просил моей руки, он уже был вдовцом после первой жены, не оставившей ему детей; репутация его была уже известна. Меня хотели отдать в монастырь, а монастырь меня пугал. Мой отец, маркиз де Новель, был небогат. Он сказал мне о сватовстве графа де Шаржполя. Я приняла предложение, граф увез меня в Монтестрюк, и через год у меня родился сын. Я готова была посвятить себя человеку, имя которого носила, но не могла сладить с его неукротимым нравом. Богатство, полученное им еще в колыбели, свело его с ума. Вечно в разъездах, вечно на праздниках, он переезжал из Бордо в Тулузу, из Монтестрюка ко двору, воевал с наслаждением, когда представлялся случай, а сложив оружие, играл с таким же жаром; едва ли сотню раз я его видела за все десять лет. Ах! Сколько несчастий можно было бы предотвратить, если бы только он сам пожелал! — прибавила она, глубоко вздохнув, затем оправилась и продолжила: — Я не хотела бы, чтобы сын мой испытал страсти, владевшие отцом. У Гуго те же инстинкты, тот же огонь в крови. Что погубило отца, может погубить и сына. Одним только воспитанием можно победить и смирить его. Вот почему я хочу воспитать своего сына в бедности, в нужде, чтобы он сделался человеком.