Сборник. Афган, снова Афган - [102]

Отшумела очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, которую, как писали тогда газеты, советский народ встретил очередными производственными успехами, выполнив досрочно все, что полагалось выполнить.

Глава 34. Однажды утром...

Однажды утром секретарь нашего отдела баба Клава (она еще в войну партизанила, работала в СМЕРШе) позвонила и сказала, что меня вызывает генерал.

— Баба Клав, а чего он меня вызывает? — спросил я, зная прекрасную осведомленность нашей секретарши обо всех интригах и событиях в управлении.

— Не знаю уж, что ты натворил, — ответила она ворчливо, но доброжелательно, — правда, не знаю. Беги скорей, сказали, чтоб срочно прибыл...

Бегом я спустился на этаж ниже. Секретарша генерала сказала:

— Проходи, Иван Васильевич тебя ждет.

Вот черт! Вызовы к начальству, как правило, не сулят ничего хорошего. Я лихорадочно прокручивал в голове события последних недель. Что я мог натворить? Вроде бы ничего такого не делал... Я постучал в дверь, вошел.

— Товарищ генерал, по вашему приказанию прибыл!

Худощавый, с удлиненным лицом и тонкими губами (признак

хитрости?), начальник управления оторвался от бумаг, поверх очков взглянул на меня:

— Проходите, садитесь.

Наш генерал был чрезвычайно вежлив и со всеми разговаривал на «вы». Характерной особенностью Ивана Васильевича было то, что он панически боялся всех представителей партийного аппарата. Ходили слухи, что еще на заре его карьеры, когда он был лейтенантом и работал простым опером где-то в Волгоградской области, он что-то сделал поперек желания местного партийного начальства. За это его жестоко наказали и... напугали на всю оставшуюся жизнь. С тех пор Иван Васильевич раскланивался даже с уборщицей, работавшей в обкоме. Каждый раз, когда я видел генерала, во мне шевелилась жалость к нему: «Вот до чего напугали человека!»

Я сел у приставного столика.

— Ну, как дела? — спросил генерал.

— Нормально, — настороженно ответил я.

— Как в семье?

— Все в порядке, — пожал я плечами.

Иван Васильевич помолчал, пожевал губами. Потом взял со стола папку, открыл, просмотрел лежащую в ней бумагу. Передал папку мне:

— Вот ознакомьтесь и распишитесь.

Это была шифртелеграмма из Москвы: «... командировать старшего лейтенанта... в течение 48 часов... прибыть в Москву на объект... с последующим выездом в загранкомандировку сроком до полугола... »

Это был вызов в Афганистан! Ура!!! А может быть, в Польшу? Там как раз в то время злодействовала «Солидарность» и обстановка была крайне нестабильная, поговаривали о возможном вводе наших войск... Все равно — ура!!!

Я вытащил авторучку и на бланке шифровки в правом нижнем углу написал: «Ознакомился». Расписался.

— Все понятно? — спросил Иван Васильевич.

— Так точно! — весело ответил я.

Генерал с любопытством посмотрел на меня:

— Ясно куда, на какой объект надо прибыть?

— Конечно ясно!

Он встал, обошел стол.

— Желаю вам успехов. Надеюсь, оправдаете доверие, не посрамите честь нашего управления.

— Спасибо. Постараюсь.

Иван Васильевич помолчал. Было видно, что он хотел что-то спросить, но удержался.

— Ладно. Идите готовьтесь. Начальнику отдела я уже сказал, что вы выезжаете в командировку в Москву. В кадрах оформляют командировочное удостоверение и проездные документы. Билет на поезд уже заказан.

А дома меня ждал сюрприз. Узнав о командировке, вдруг взбунтовалась моя жена Таня.

— Никуда ты не поедешь! — категорически заявила она. — А если и поедешь — то только с семьей! Со мной и с детьми!

Я пытался объяснить, что в отряд спецназа жен и детей не берут, но все было тщетно. Разговор шел на повышенных тонах:

— Я не хочу оставаться вдовой! Что я буду делать с двумя детьми? Ходить побираться? Твое управление ведь пальцем не пошевелило, когда я здесь без копейки сидела, в голодный обморок падала!

Действительно, такое было. В начале июня, еще перед выездом в Кабул, мы все написали заявления о том, чтобы нашу зарплату переводили на семью. Однако деньги почему-то не переводили, наверное, ленивые засранцы-финансисты в Москве забыли оформить какие-то бумаги. И наши жены сидели на голодном пайке. Таня звонила в управление, просила помочь с деньгами, но ей ничего не дали. Скверная история. И неприятная.

— Да что ж ты меня заранее хоронишь? Ведь в тот раз все было нормально, тихо и спокойно! Ты же спокойно проводила меня тогда...

— Да, тогда я провожала тебя спокойно, а в этот раз я не хочу, чтобы ты ехал! — в запальчивости твердила она. — Если ты меня любишь — ты останешься здесь!

На мои аргументы о присяге, о долге офицера, о приказе, о том, что эта поездка — единственная возможность выбраться из нашего захолустья, переехать в Москву, получить квартиру к прочее, прочее, она только отрицательно качала головой и ничего не воспринимала.

В конце концов она договорилась до того, что, мол, если поедешь — считай, что мы с тобой в разводе. Детям нужен отец, а не его образ, о котором мать все время рассказывает.

В общем, до самого моего отъезда мы с ней пребывали в состоянии ссоры. Мне тогда казалось, что это просто каприз. Действительно, Таня устала от такой неустроенной жизни. Своего угла нет. Квартиру все обещают дать, но не дают. Говорят, что молодой еще, чтобы квартиры вот так, сразу получать. Мол, заслужить надо... А еще это проклятое безденежье.