Сборник № 2. Борьба за физическое мировоззрение - [40]

Я должен здесь вспомнить еще об одном событии, оказавшем известное влияние на ход моего мышления. По особым соображениям упоминаю о нем в конце, хотя по времени это – первое событие, определившее направление моего мышления. Еще в 1853 году, в ранней моей юности, мое наивно-реалистическое мировоззрение было сильно расшатано «Пролегоменами» Канта. Когда я год или два спустя инстинктивно познал, что «вещь в себе» есть праздная иллюзия, я вернулся к скрыто сохранившейся у Канта точке зрения Беркли. Но идеалистическое настроение плохо гармонировало с исследованиями физическими. Усиливало еще мои муки знакомство с математической психологией Гербарта и психофизикой Фехнера, содержавшими приемлемое и неприемлемое в самой тесной связи. По окончании курса в университете у меня не было – к несчастью или счастью – средств для физических исследований, что заставило меня сначала поработать в области физиологии органов чувств. Здесь, где я мог наблюдать свои ощущения, но вместе с тем и условия их в окружающей среде, я дошел, мне кажется, до естественного мировоззрения, свободного от спекулятивно метафизических примесей. Антипатия к метафизике, внушенная мне Кантом, вместе с анализами Гербарта и Фехнера привели меня к точке зрения, близкой точке зрения Юма24.

Мы находим себя в пространстве с нашими ощущениями, мыслями и действиями, рядом с другими неорганическими и органическими телами, растениями, животными и людьми. По некоторым особым приметам я различаю между моим телом и сходными с ним телами других людей. Наблюдая других людей, я оказываюсь вынужденным непобедимой аналогией к допущению, что и они делают совершенно сходные наблюдения, как я, что их тело занимает для них такое же особое положение, как мое тело для меня, что с их телом так же связаны особые ощущения, желания, действия, как с моим. Далее их поведение вынуждает меня принять, что мое тело и все остальные тела в мире им столь же непосредственно даны, как мне их тела и другие тела, а о моих воспоминаниях, желаниях и т. д. они тоже только могут умозаключать, как я об их воспоминаниях, желаниях и т. д. То, что непосредственно дано всем, мы называем физическим, то же, что непосредственно дано только одному, а всеми другими может быть получено только через умозаключение, мы называем психическим. То, что непосредственно дается только одному, можно назвать нашим «Я».

Достаточно уже простейших фактов опыта, чтобы принять существование общего для всех мира и других Я кроме нашего собственного Я, каковые допущения оказываются равно полезными как в области теоретической, так и в области практической. Но дальнейший, более точный опыт учить нас, что мир далеко не так непосредственно нам дан, как это казалось сначала.

Чтобы мы могли увидеть какое-нибудь тело, необходимо присутствие другого еще самосветящегося тела; чтобы мы услышали какое-нибудь тело, последнее должно быть приведено в состояние колебательного движения, и эти колебания должны дойти до нашего уха. Далее, воспринимающее глаз и ухо должны быть здоровы, способны выполнять свою функцию. Даже человеку неученому известно влияние внешней среды и органов чувств на впечатление, производимое на него миром, который каждому кажется поэтому несколько различным. Научный опыт это подтверждает, более того, он даже учит, что ощущение (восприятие) определяется конечным звеном целой цепи, тянущейся из окружающей среды в центральную нервную систему, и только в исключительных случаях это звено может выступить и самостоятельно, без внешнего воздействия, создавая галлюцинации. В этом случае необходима проверка при посредстве других чувств или также других людей, раз дело идет о суждении, которое должно иметь научную и, следовательно, социальную ценность. Переоценка этого исключительного случая легко может привести к самым ужасным идеалистическим или даже солипсическим системам.

Было бы чрезвычайно странно, если бы совершенствование нашего опыта о мире привело к упразднению этого опыта, не оставив о самом мире ничего, кроме недостижимых фантомов25. Действительно, более точное исследование докажет неосновательность такого опасения. Все, что мы видим, слышим, осязаем и т. д., находится в зависимости от того, что мы еще кроме этого видим, слышим, осязаем и т. д. в окружающей нас среде, но оно зависит также и от того, что может быть констатировано исследованием – более грубым ли или более тонким – нашего тела. Сказанное относится не только к нашим восприятиям в целом, но оно сохраняет также всю свою силу и в отношении простейших качественных элементов – цветов, тонов, давлений и т. д. – на которые мы могли бы разложить наши чувственные ощущения. Обозначим через А В С D E… чувственные элементы, на которые может быть разложена наша среда, через U – поверхность, отграничивающую наше тело от среды и через К L М N… те чувственные элементы, которые мы находим внутри этой замкнутой поверхности U. В таком случае всякий элемент первой группы, допустим А (зеленый цвет листа) зависит от элементов той же группы, например от В (солнечного луча, содержащего, между прочим, и зеленые лучи), но также и от элементов второй группы, от К (открытого состоянья глаз), допустим, и также, например, от N (чувствительности сетчатки). Эти факты, которые могут быть констатированы совершенно независимо от какой бы то ни было теории, ни одна здравая теория познания не может и не должна игнорировать. Всякий должен признать зависимость в пределах первой группы зависимостью физической, а совершенно другую зависимость, вторгающуюся в пределы U – зависимостью физиологической