Сбор в житницы - [5]

— У меня одни только полномочия — моя любовь к ней и ее любовь ко мне. У меня одна только доверенность — с того часа, когда она вернулась домой, я не отходила от нее, и она открылась мне. У меня одно только право — я немного знаю, какова она и каков ее брак. Ах, мистер Хартхаус, ведь и вам она доверилась!

Такой страстный упрек прозвучал в ее голосе, что он почувствовал укол в том месте, где надлежало бы быть сердцу, а было только гнездо яиц-болтунов, тогда как там могли бы жить птицы небесные, если бы он не разогнал их свистом.

— Я не отличаюсь высокой нравственностью, — сказал он, — и никогда не выдаю себя за образец добродетели. Я человек вполне безнравственный. Однако если я причинил малейшее огорчение той леди, которая составляет предмет нашего разговора, или, по несчастью, в какой-то мере нанес ущерб ее доброму имени, или до такой степени забылся, что дерзнул выразить ей свои чувства, отчасти несовместимые с… ну, скажем, — святостью домашнего очага, если я воспользовался тем, что отец ее — машина, брат — щенок, а супруг — медведь, то прошу вас верить мне — я сделал это не по злому умыслу, а просто скользил со ступеньки на ступеньку так дьявольски плавно и незаметно, что и понятия не имел, как длинен перечень моих прегрешений. А между тем, заключил мистер Джеймс Хартхаус, — когда я начинаю листать его, я вижу, что он занимает целые томы.

Хотя он проговорил все это своим обычным небрежным тоном, но на сей раз он, видимо, пытался навести некоторый глянец на довольно некрасивый предмет. Помолчав немного, он продолжал уже увереннее, однако все еще с оттенком обиды и раздражения, который никаким глянцем не прикроешь.

— После всего сказанного вами и сказанного так, что у меня нет ни малейших сомнений в истинности ваших слов, — вряд ли я согласился бы столь безоговорочно признать достоверность другого источника — я считаю своим долгом, поскольку вы все знаете из первых рук, сообщить вам, что, пожалуй (как это ни неожиданно), мне не суждено больше встречаться с леди, о которой мы говорим. То, что дело приняло такой оборот, полностью моя вина… и… и могу лишь присовокупить, — заключил он, не зная, как половчее закончить свою тираду, — что не льщу себя надеждой когда-либо стать образцом добродетели, и вообще не верю, что таковые существуют.

Лицо Сесси ясно говорило о том, что выполнена еще не вся ее миссия.

— Вы сказали, — продолжал он, когда она подняла на него глаза, — в чем состоит первая цель вашего прихода. Следовательно, имеется вторая?

— Да.

— Пожалуйста, я вас слушаю.

— Мистер Хартхаус, — начала Сесси, и в голосе ее была такая смесь упорства и обезоруживающей мягкости, а в глазах столь простодушная вера в его готовность выполнить ее требование, что он чувствовал себя бессильным перед ней, — единственное, чем вы можете загладить свою вину, — это уехать отсюда немедля и навсегда. Только так вы можете возместить причиненный вами вред, поправить содеянное вами зло. Я не говорю, что вашим отъездом все или хотя бы многое будет искуплено; но это лучше, чем ничего, и вы должны это сделать. А потому, не имея никаких полномочий, кроме тех, о которых я вам говорила, и даже без ведома кого бы то ни было, кроме вас и меня, я прошу вас уехать отсюда сегодня же и никогда больше не возвращаться.

Если бы она пустила в ход против него какое-либо оружие, помимо глубокой веры в истину и правоту своих слов; если бы она пыталась скрыть хоть тень сомнения или нерешительности, или прибегла к невинным предлогам и уверткам; если бы она хоть в малейшей степени дала ему понять, что замечает нелепость его роли, его негодующее изумление, или ждет от него отповеди, он еще мог бы побороться с ней. Но он чувствовал, что поколебать ее так же немыслимо, как замутить ясное небо, устремив на него удивленный взор.

— Но знаете ли вы, чего вы требуете? — спросил он, окончательно потерявшись. — Вам, может быть, неизвестно, что я нахожусь здесь в качестве общественного лица и занят делом, правда глупейшим, — но тем не менее я взялся за него, и приносил присягу в верности ему, и предполагается, что я предан ему душой и телом? Вам это, может быть, неизвестно, но уверяю вас, что это факт.

Факт или не факт — Сесси не дрогнула.

— Уже не говоря о том, — смущенно продолжал мистер Хартхаус, расхаживая по комнате, — что это до ужаса смешно. Бросить все по совершенно непонятным причинам, после того как я обязался помогать этим людям, значит стать посмешищем в их глазах.

— Я убеждена, сэр, — повторила Сесси, — что это единственное, чем вы можете искупить свою вину. Не будь я так твердо в этом убеждена, я не пришла бы к вам.

Он взглянул на ее лицо и опять зашагал по комнате.

— Честное слово, я просто не знаю, что вам сказать. До чего же нелепо!

Пришла его очередь просить о сохранении тайны.

— Если бы я решился на такой смехотворный поступок, — сказал он, остановившись и опираясь на каминную полку, — то лишь при одном условии: чтобы это навсегда осталось между нами.

— Я доверяю вам, сэр, — отвечала Сесси, — и вы доверьтесь мне.

Ему вдруг припомнился вечер, который он некогда провел в этой комнате со щенком. Тогда он тоже стоял, прислонясь к камину, но ему почему-то казалось, что нынче щенок — это он сам. Он искал и не находил выхода.