Сбить на взлете - [16]

— Удивил! — признался майор, когда мы сели на маленьком поле у штаба. — Ты ведь на нем первый раз летел и сходу почувствовал. Не каждому дано. И ориентируешься на местности совсем неплохо. Без единой подсказки на точку посадки вывел. У нас в полку не все молодые летчики так сумеют, а ты с первого раза.

Ну не буду же я дяде Вите говорить, что изучил по его полетной карте весь район на расстоянии трехсот километров от нашего аэродрома. Дальность полета Як-1 вдвое с мелочью больше, но реальный боевой радиус эти три сотни никак не превышают. Редко когда за полтораста камэ на задания наших пилотов посылают — в случае долгой схватки с истребителями противника бензина до своего аэродрома может не хватить.

Комбинезоны оставили в Утке и пошли при полном параде — майор сегодня даже синие галифе одел и парадную гимнастерку с «вороной» и шевронами. А вот мне пришлось летную пилотку с голубым кантом снять — только начиная с младшего лейтенанта такие положены. Хорошо, у предусмотрительного командира с собой обычная цвета хаки нашлась. В актовом зале школы, где сейчас размещался штаб армии, уже собралось человек тридцать награждаемых. В углу на табуретке устроился хиленький красноармеец с аккордеоном. Ждали долго, но наконец-то нас выстроили в две шеренги по росту, скомандовали «Смирно» и через распахнутую двустворчатую дверь на сцену прошествовала толпа во главе с целым дивизионным комиссаром — толстенный такой дяденька. Большой начальник — буквально на днях решением Политбюро ЦК ВКП(б) в Красной армии опять ввели, точнее — восстановили, институт военных комиссаров. Нынче у них такие же права, как у Красных командиров с соответствующим рангом, если не больше.

Потом был гимн Советского Союза — аккордеонист играл Интернационал откровенно паршиво — длинная якобы воодушевляющая речь дивкомиссара, которую он пробубнил себе под нос, и наконец-то пришло время вручения наград. Что удивило — меня вызвали первым. Старательно отмахивая руками и вытягивая носки сапог, протопал на трибуну, как-то умудрившись не споткнуться на трех ступеньках лестницы. Поздравлял — три раза тьфу через левое плечо — наш командующий армией. Толстяк так и остался сидеть за столом, накрытым пурпурным кумачом, изображая надутую важность. А вот у генерала улыбка была теплая и довольная — сразу видно, что искренне рад за меня. Протянул красную коробочку с толстенной кожаной папкой, потряс руку и, после короткого громкого объявления, за что я награжден, тихо напутствовал:

— Воюй парень! И… спасибо тебе.

Я вначале охренел от его благодарности, но потом все-таки взял себя в руки — ответно отдал честь, четко повернулся кругом через левое плечо, не убирая выпрямленную ладонь от виска, приставил ногу и гаркнул:

— Служу! Советскому! Союзу!

Как отвечать уже был хорошо научен — сначала, когда медаль вручали, ляпнул по старинке «Служу трудовому народу», вызвав многочисленные улыбки. Потом был воентехником второго ранга Кривоносом ткнут носом в «Устав внутренней службы РККА» от тридцать седьмого года. После, когда Елизарыч несколько раз у самолета, а майор Коноваленко перед строем полка объявляли благодарность за отличное изучение материальной части с хорошим своевременным ее обслуживанием и ремонтом, отвечал уже правильно.

Резко опустил руку и прошагал обратно, отмахивая одной правой. Потом уже понял, почему меня вызвали первым — после моего «Красного знамени» вручили четыре «Красных звезды», а потом пошли медали «За отвагу» и «За боевые заслуги».

Затем толпа с трибуны проследовала за пределы зала, и «Вольно. Разойдись» прозвучало освобождением от чего-то пышного и, притом, абсолютно лишнего. Гурьбой кинулись к сдвинутым на край зала столам разглядывать награды и читать грамоты. Красная эмаль на маленьком знамени была яркой — кажется, что светится! Лавровые венки сверкали настоящим золотом, хотя меня уже просветили, что орден из серебряного сплав. А штык винтовки, высовывающейся из под перевернутой звезды, будто вот-вот выскочит и уколет. Грамота в папке из-за излишней аляповатости совершенно не впечатлила — золотистый с бордовым орнамент, отпечатанный в типографии текст с завитушками и каллиграфически крупно вписанные черной тушью мои фамилия, имя, отчество. Еще черная же подпись «дедушки» Калинина — факсимиле? — с жирной фиолетовой печатью.

Тут же какой-то интендант с капитанскими шпалами в петлицах деловито под роспись выдал орденские книжки, а меня еще направил в финчасть, довольно толково объяснив, как туда добраться. В кабинете без лишних разговоров опять потребовали изобразить закорючку, выдали купонную книжку на ежемесячные выплаты и двадцать рублей наличными за кончающийся июль. Что удивительно, купить гособлигации или пожертвовать в какой-нибудь фонд не предложили. Понимающие люди — знают, что сие не ко времени. Да и сумма, увы, не великая.

Вернулся в актовый зал школы в предвкушении обещанного банкета и был извещен о его отмене в связи с занятостью больших начальников — сволочи немцы опять где-то прорвали фронт. Впрочем, всем вручили плотные бумажные пакеты, тщательно перевязанные бечевкой, в которых что-то стеклянно постукивало и чуть булькало. Награжденным медалями поменьше, а новоиспеченным орденоносцам крупнее. Мне так вообще завязанный солдатский вещмешок. От сидора я избавился в пользу майора Коноваленко с требованием дать потом попробовать и вернуть упаковку — хорошие вещмешки были почему-то в дефиците.