Сбежавшие сестры - [7]

Тони ждал меня у дверей.

– Черт возьми! – закричал он. – Ты где была? Мама так нервничала, чуть не свихнулась! Мы решили, тебе крышка! Думали, ты погибла под бомбами!

– Я цела, – ответила я. – Чуть не попала, но…

– Нелл! – Мама стояла на крыльце. Лицо у нее побелело, а глаза округлились и наполнились ужасом. Я никогда не видела ее такой испуганной. Она сбежала вниз по ступенькам, схватила меня и обняла так крепко, что мне стало нечем дышать. – О Нелл! – воскликнула мама. – Я уж думала, что потеряла тебя. Где же ты была? Ведь я тебя просила не задерживаться до темноты!

– Прости, – выдавила я. – Мы играли на улице, так быстро стемнело, и…

– Я думала, что потеряла тебя! – повторяла мама. Она плакала и смеялась, одновременно злясь и радуясь, то обнимая меня, то встряхивая. – Я думала, что потеряла тебя!

Она успокоилась не сразу. Потом мы поднялись в квартиру. Фредди лежал в колыбельке, а Олив стояла рядом на коленях и смотрела на младенца, поглаживая его по спине своими маленькими пальчиками. Ее лицо было исполнено серьезности.

– Я присматривала за ним, мам, – объявила она. – Глаз не сводила ни на секундочку, как ты и велела.

– Ты молодец, Олив, – ответила мама.

Она села в кресло и уронила голову на руки. Опущенные плечи выдавали всю глубину страдания, а глаза были полны боли. И все из-за меня, из-за того, что я допоздна задержалась на улице, заставив маму думать, что я погибла под бомбами. Мне было ужасно стыдно, и я понимала, что, оставаясь здесь, мы делаем ей хуже. Ей и без того тяжело. Лучшее, что мы могли сделать для нее, – это согласиться наконец уехать в эвакуацию.

Глава четвертая

Мы попрощались с мамой в квартире, поскольку на станцию нас должна была отвести миссис Бэкстер. Я понимала, что прощаться будет тяжело, но не ожидала, что настолько. Олив, которая до сих пор металась между восторгом от предстоящего путешествия и страхом, наконец осознала, что несут с собой такие перемены. Все утро она проплакала, так что нос и глаза у нее были красные и припухшие, а вид совершенно несчастный. Тони вел себя тихо. Он не сказал и пары слов с тех пор, как проснулся, и теперь стоял, повернувшись к нам спиной и глядя на улицу за окном. Он не сказал, что не поедет с нами, но я все еще сомневалась, что он сядет в поезд. На столе лежали три бумажных свертка с нашей одеждой, перевязанных бечевкой.

– Так, я вам приготовила хлеба с салом. До обеда не открывайте, а то я не знаю, как долго вам ехать, – предупредила мама.

– А почему нам не говорят, куда мы едем? – спросила я.

– Наверное, потому, что это секретная информация. «У стен есть уши», и все такое.

Олив забралась к маме на колени, обняла ее за шею и уткнулась в мамино плечо, содрогаясь от рыданий. У меня самой стоял ком в горле, но я очень старалась унять слезы и держаться ради брата и сестренки. Я поверить не могла, что мы вот-вот покинем маму, родной дом и все, что мы знаем и любим.

– Ну-ну, – сказала мама, обращаясь к Олив, – будет весело.

– Не хочу веселиться, – всхлипнула сестренка.

– Вот увидишь, тебе понравится. Через пару дней ты найдешь новых друзей, будешь лазать по деревьям, бегать и прыгать, так что и думать забудешь, как не хотела уезжать.

– Нет, неправда!

Я была с ней согласна. Мама вздохнула:

– Ну ладно, Олив.

Она заставила ее слезть с колен и поманила меня в спальню, жестом велев не шуметь, потому что малыш Фредди спал в стоявшей на полу колыбельке. Мама подошла к комоду, достала оттуда черную шкатулку, затем опустилась на кровать и похлопала по покрывалу рядом с собой. Я села. Мама открыла шкатулку. Внутри лежал красивый серебряный медальон на тонкой цепочке.

– Хочу отдать это тебе, Нелл, – объявила мама, вручая мне украшение.

– Но оно ведь твое, – возразила я.

– А будет твоим. Можешь вернуть его, когда мы снова встретимся.

Я взвесила медальон на ладони. Он был гладкий и прохладный.

– Открой его, – велела мама, приобняв меня за плечи.

Я расстегнула крошечную застежку и увидела внутри фотографию мамы и папы.

– Это фото с нашей свадьбы, Нелл. Красивые мы были, правда?

Я вгляделась в фотокарточку. На ней родители выглядели так молодо. У мамы были темные, еще не тронутые сединой волосы, а папа еще не отпустил бороду. Оба смотрели в камеру, будто кролики на удава.

– Мы были в ужасе, – улыбнулась мама.

– По-моему, вы здесь очень красивые, – сказала я.

– Повернись-ка, Нелл.

Я послушалась. Мама осторожно приподняла мои волосы и застегнула цепочку у меня на шее.

– Когда тебе станет грустно, – произнесла она, – ты вспомнишь, что мы с папой всегда у тебя на сердце. И если станет одиноко, откроешь медальон, посмотришь на меня и поймешь, что я скучаю по тебе так же сильно, как ты по мне.

– Обязательно, мама, – сказала я.

Ком в горле, который я так старалась проглотить, начал душить меня, и пришлось дать волю слезам. Я всхлипывала без остановки, и мое сердце рвалось на части.

Мама прижала меня к себе и погладила по голове. От нее пахло домом. Так мы и сидели на кровати, пока я не перестала всхлипывать. Тогда мама разжала объятия и достала из рукава платочек, чтобы я могла утереть глаза и нос.

– Я знаю, что ты будешь стойкой, моя Нелл, – произнесла мама. – Я верю, ты сумеешь позаботиться о брате с сестрой. С Олив будь поласковее, как ты умеешь, и проследи, чтобы Тони не вляпался в неприятности.