Сайт двойников - [46]

Виктор Афанасьевич хотел еще что-то в оправдание сказать, но, взглянув в сверлящие и пронзающие глаза судьи, опустил голову и разумно промолчал, чтобы окончательно не разозлить Борисова. Он понял провал и тот факт, что говорить ему просто нечего.

— Не нужно свидетеля, давайте ему отбой, этому всевидящему Васе, не прошел фокус с его показаниями, — сказал адвокат Митяевой уже при выходе из зала суда.

— Как же так, Виктор Афанасьевич? Что же вы такое говорите, а мальчик мой, с ним-то что будет? Он не может больше в тюрьме находиться, нельзя его оставлять здесь, — залепетала Екатерина Константиновна.

— Вот так и будет сидеть. Раньше думать нужно было о своем мальчике, когда превращали в убийцу. Ладно, будем искать смягчающие вину обстоятельства, чтобы на всю жизнь не заперли за решеткой. Пусть лучше сидит и думает над смыслом жизни.

Екатерина Константиновна, убитая горем и отчаянием, вся потерянная и расстроенная, шла домой, чтобы сообщить мужу и дочери последние новости. А адвокат Гречишников Виктор Афанасьевич в свою контору, чтобы попытаться оправдаться перед собой и подумать теперь над новой линией защиты, уже над тем, как бы этого подлеца и негодяя сделать виновником стечения обстоятельств. А Сергея везли в тюремную больницу, чтобы залечить царапины, оставленные внуком погибших стариков. А так же излечить от страха, от которого он чуть не умер, увидав над головой руку с черной огромной, как ему показалось, железной палкой, принесшей ему боль и смерть.

6

"Усталость от жизни, или хандра"

Родился я давно, прожил уже порядком, успел напиться, надышаться, налюбиться.

Сижу, сверяю прожитую жизнь с остатком, хочу ответа ясного добиться.

Когда успел состариться, не помню, всего лишь три десятка лет прожил.

Наверное, устал от каждодневных будней, а праздники и радости совсем забыл.

Мгновения чудес, минуты наслаждений. А между ними нудные часы.

Иль скука, или боли потрясений, упреки, нравоучений противные басы.

Как быстро радость промелькнет, исчезнет, как долго боль терзает телеса.

Любовь проходит, смерть собой низвергнет, уйдет, и вновь мелькнет ее коса.

И только сон, те восемь часов ночи, как счастье, как сплошная чудо сказка:

Сбываются мечты, и вечный Крым и Сочи, и жизнь в благоухании, с тобой любовь и ласка.

Во сне лечу, не чувствуя пространства, и тело легкое, и дышится легко.

Я радуюсь стабильности и постоянству. Заботы все ужасно далеко.

Глаза открыл, налилось тело весом. Затылком упираешься в отекшую руку.

Вновь уплывает дыма счастия завеса. И понеслась моя судьба на всем скаку.

Какая скука и тоска глухая! Как надоело каждый день одно и то же!

Звенит будильник, дом мой, извещая, что утро, и пора покинуть ложе.

Начистил зубы, выпил чашку кофе. Сказал родным: "До вечера, пока"!

И до противности знакомой идешь тропкой, чтоб на работе ждать вечернего звонка.

Ну, отзвенел, а дальше еще хуже, опять тропа, да лишь в обратном направлении.

Жена ворчит, что я забыл обязанности мужа, а у меня хандра, плохое настроение.

Гореть бы пламенем, смеяться, веселиться. Да жизнь, как зебра, то черно, то бело.

Хандра напала, впору удавиться, но жалко жизни, жалко своего тела.

Конечно, там потише и спокойней, мозги никто не сушит, не долбит.

Да только вот сгниет дотла покойник. А это мне еще совсем претит.

Найти б глухое, тихое болото, где кроме жаб, лягушек никого.

Ох, захандрил сегодня я чего-то. И кроме муки я не вижу ничего.

А на дворе весна звенит, взывает и к жизни, и к любви, к большому счастью.

Забросить к черту. Радость ведь бывает? Не может долго быть пурга, ненастье.

Нет, черная полоска шире белой. Наверно так судьба распорядилась.

Один лишь шаг я сделал неумелый, и жизнь вся вдребезги на части развалилась.

Это сон, или смерть. А может нечто промежуточное или неопределенное. Как выглядит и чувствуется сон, Сергей способен представить, поскольку всегда во сне знал, или догадывался о своем состоянии. Он спит, а момент пробуждения контролируем. Здесь чувства иные, но и со смертью сталкиваться до сих пор не приходилось. По-моему, среди живых никому не приходилось встречать тех, кто бы поведал о чувствах, ощущаемых в мире ином. А поскольку состоянием сна после всего происшедшего даже представить невозможно, то, стало быть, он просто умер.

Теперь хотелось бы определиться, как отнестись ко всему этому случившемуся. Оценить и понять: хорошо это или плохо. Если уж до смерти не доверял всяким религиозным бредням, то теперь и сам бог велел. Каламбур. Сам бог велел в него не верить, поскольку велеть тот, в существовании которого имеются сомнения, не должен. Однозначно заявлять, что у Сергея веры не было совсем, значит слукавить перед самим собой. В своей профессии приходилось довольно-таки часто сталкиваться лицом к лицу и всем своим туловищем одновременно со смертельными ситуациями. И в такие моменты у него порою возникали затаенные мысли о существовании некоего, регулирующего и управляющего всем миром. А, стало быть, и тем состоянием, которое называется в среде живых послесмертным.

В лице кого выступает этот некто, Сергей пока не определился по причине глубокой молодости и абсолютной несвоевременности забивать свои мысли такими мрачными загробными думами. Не задумывался он пока еще о своей кончине, но и не верил, что с ее приходом, все, что вокруг существует, может исчезнуть насовсем и навсегда. Должна быть альтернатива пустоты загробного царства. Ну, а откровенно верить и доверять нельзя даже научной и религиозной литературе лишь по той причине, что нет в мире аналогов возврата и повествований очевидцев.