Сайонара - [3]

– Привет, Ватанабе. Если я когда-нибудь увижу, что ты сам загрузил посудомоечную машину, со мной точно случится сердечный приступ.

Ватанабе ссутулился за разделочным столом. Он резал лук. Нож вспыхивал, словно серебряная молния. Ватанабе – вялый кухонный призрак, юноша, полностью погруженный в себя. Слышал ли он меня? Он вообще-то слышит? Вода била из кранов, на столе громоздились горы грязных тарелок.

Пока я обозревала окрестности, в дверях появилась Мама-сан, закутанная в красное шелковое кимоно. Она разглядывала царящий в кухне беспорядок: одна рука уперлась в бедро, другая – в косяк двери. Рукав кимоно сполз, скрыв вышивку с водопадом и горой. Сегодня Мама-сан изображала гейшу – набелила лицо, накрасила губы ярко-алой помадой. Меня всегда восхищал ее яркий, праздничный стиль. Я слышала, что в молодости Мама-сан была красавицей; впрочем, она и сегодня оставалась весьма привлекательной женщиной.

– Ватанабе, лапша кимчи, две порции, тринадцатый столик.

Когда я делаю Ватанабе заказ, то потом несколько раз возвращаюсь на кухню, чтобы удостовериться, что он не впал в обычное бессознательное состояние. Маме-сан достаточно всего лишь раз рявкнуть в своей манере армейского старшины – и больше ничего не требуется. Она холодно кивнула мне, наблюдая, как я стряхиваю в корзину остатки пиццы. Я ответила жалкой полуулыбкой. Зря вы думаете, что мы с ней дружны, потому что я, как-никак, подружка ее единственного сына. Ей явно не по душе, что Юдзи крутит роман с одной из ее подчиненных, к тому же иностранкой.

– Мэри, иди сюда.

Мама-сан поманила меня к двери и указала на посетителей, окуривавших бар сигарным дымом.

– Я хочу, чтобы ты подсела к тем двоим – Мураками-сан и доктору. Сегодня посетителей мало, и в баре тебе делать нечего.

– Ладно.

– Принеси им горячие полотенца и меню. Предложи цыпленка терияки.

– Хорошо.

Мама-сан тяжелым взглядом оглядела меня с ног до головы, затем оттянула ворот топа, ища спрятанную сигарету. Вот черт!

– Мэри, ты знаешь, сколько платят наши клиенты за час, проведенный в твоем обществе?

Я кивнула. Забудешь тут, когда напоминают каждые пять минут.

– Э… простите. Эти блестки – они такие маленькие, что никто и не заметит, а при таком освещении…

– Посетители, которые приходят сюда, выкладывают за общение с тобой кучу денег. Это значит, что ты должна одеваться соответствующим образом. Пожалуйста, это больше не надевай. Ступай.

Ступай? Униженная, я направилась к двери. Да кем она себя возомнила?

– Да, Мэри…

Ну, что еще? Нацепив любезную улыбку, я обернулась.

– Если Мураками-сан снова будет дуть тебе в шею, просто вспомни, сколько он платит за столь невинное удовольствие.

Я больше не улыбалась. Три месяца. И больше ноги моей здесь не будет.

Я подошла к столику, держа в руках поднос с бутылкой саке и аккуратно сложенными полотенцами. Мужчины встали и поклонились с такой курьезной учтивостью, что я рассмеялась. Тут же появилась Стефани в платье без бретелек – рыжие кудри разметались по голым плечам.

– Добрый вечер, – хором пропели мы.

Стефани уселась рядом с Мураками – может, сегодня обойдется без его обычных штучек? В последнее время Стефани была очень внимательна к Мураками-сан, с того самого вечера, когда он пообещал ей оплатить курсы гомеопатии, на которые Стефани собиралась записаться по возвращении во Флориду. Пустое обещание скорее всего, но Стефани носилась с Мураками, как с императором, – да уж, завораживающее зрелище Я улыбалась доктору, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Кондиционеры работали на полную мощь.

– Ты очень хорошенькая, Мэри, – сказал он.

Доктор широко улыбался, взгляд его лениво полз вниз, к моим коленям. Бр-р, словно таракан. Можете называть меня наивной, но я всегда считала, что доктор – приличный человек, способный сдерживать свои низменные желания, к тому же один из столпов общества. Обычно он вел себя по-другому. Чаще всего доктор казался мне мягким и пушистым. Иногда я испытывала желание оттянуть складку на его пухлом лице – наверное, кожа податлива, как тесто. Когда доктор улыбался, он напоминал мне смеющегося Будду – щеки раздувались, а глаза сужались и превращались в крохотные щелки.

– Немного саке, доктор?

– Да, – согласился он и ударил себя в грудь кулаком. – Саке делает меня сильным!

Вот так теория для врача! Я улыбнулась и наполнила его стакан.

– Как работа? – спросила я.

– Столько людей! Ничего не поделаешь, сезон сенной лихорадки. Целые толпы со слезящимися глазами и сопливыми носами хотят, чтобы я их вылечил. А лекарство только одно, говорю я им, уехать из страны до самого июня.

– Или надеть хирургическую маску, – добавила я.

Вчера в вагоне метро я видела двух пожилых женщин в таких масках.

– А как поживает наш плодовитый поэт? Сочинил ли новые хайку?

Давным-давно, на заре моей жизни в Японии, я увлекалась сочинением плохих стихов. Мои возвышенные хайку увязали в трясине пафоса. К счастью, с появлением Юдзи от несчастной поэзии не осталось камня на камне. Я выдавила из себя несколько жалких строчек:

Умела в сумерках,

Конфетные автоматы выбрасывают порно,

Словно шоколадные батончики.

Доктор немного знал английский. Уловив знакомое слово «порно», он захихикал, обхватив руками огромный живот.