Саята. Заря иных Богов - [3]

— А зачем тебе огонь всякий раз разводить? Я слышал в соседней деревне, будто Боги напрямую своих Жрецов силой наделяют. А ты как оттуда силу черпаешь… — он кивнул на кострище.

Я долго молчала. Знала, что скоро откроется ему то, что другим неведомо — Сила в нём просыпалась. И не знала я, останется ли всё как прежде, когда малец поймёт, что я такая же Жрица, как…

— Каждого Боги по-своему награждают, — туманно ответила ему и скрылась в Храме.

— Натерпелась девочка, — старушка глотнула отвару и закусила лепёшкой, — вот теперь и кажет свою гордыню перед гостями незваными. Да и перед вами, сердечными.

— Молчи, бабушка, — пробасил рослый мужчина лет пятидесяти, заходя в избу, — чего не ведаешь, про то не говори.

— Да уж молчу, сынок, коли хочешь того, — старушка виновато пожала плечами, а Бурому на ушко прошептала, — нездешняя она, не отседова.

— А тебе, откуда знать, бабушка? Ты ж здесь впервой, — нахмурился Бурый.

— А вот знаю, внучек, знаю. Да и ты знаешь, — она лукаво прищурилась и снова глотнула отвару из чашки.

— Ну, здравствуй, ясновидящая, — я развернулась к вошедшей, не намереваясь больше делать вид, будто не знаю, кто она, — какими судьбами тебя в нашу деревню занесло?

— Да у судьбы свои пути, красавица. И мне о них неведано, — поведунья прикрыла за собою дверь.

— Тогда говори, что привело тебя сюда, коли не судьба.

— Слухи, слухи по земле ходят, Жрица, — загадочно отвечала старуха, — недобрые слухи. Будто и Богам нашим скоро придёт конец, и нам боле жить так не придётся…

— А как придётся? — внимательно глядя на неё, спросила я.

— А кто ж знает, доченька?

Я поморщилась.

Ещё и пяти минут не прошло, а я уже устала от её иносказаний.

— Ладно, Жрица. Поняла я тебя. Да только ты себя понять не хочешь.

— Что твои слова означают? — резко спросила я.

— А то, что заперлась ты здесь от себя. И судьбе своей не даешь верху взять…

— А зачем мне быть ведомой судьбой? — я оборвала её, — моя жизнь в моих руках.

— От она как заговорила! — улыбнулась ведунья, — а кто тебе сказал, что в глуши отсидеться получится? Сама знаешь — не вечно это продолжаться может.

— Тебе ведано что? — настороженно спросила я.

— Отчего ж не ведано? Ведано.

Я не на шутку напряглась.

— Да вот только не заглянет он в эти места… — поведунья прищурилась, разглядывая меня.

— Ты о чём толкуешь, ведунья? — прошептала, стараясь не показывать, как её слова на меня повлияли.

— А от кого ещё девица так далеко убежать может… как не от любимого? — она помолчала, — кем ты в эту глушь загнана — не ведаю. Да знаю, что гордыня твоя здесь много дел наделает, коли не одумаешься.

— Ты о сборщике? Он мне не указ! — отмахнулась я.

— Да не о нём я, Саята, не о нём…

— Что ты видела? — спросила осторожно.

Поведунья помолчала, раздумывая.

— Тебя. Да город пустой и сожжённый. А ещё зверя невиданного, что в кустах затих и к прыжку готовится, — поведунья развернулась ко мне, — вот и думай теперь. А мне пора.

— Подожди, — я достала из глиняной чашечки, что на верхней полке стояла, две монеты, — возьми.

— Не нужны мне деньги твои, — отмахнулась поведунья.

— Как же не нужны, когда по сёлам ходишь, — я вложила ей монетки в руку. Обычай — есть обычай, — потом благодарить будет некогда… Ведь я за тем тебя и позвала, чтоб ты мне грядущее открыла. Сама бывает, сны вижу, да разобраться в них умения не хватает.

— Вижу, есть в тебе это знание. Со временем и понимание придёт, — она вновь хитро прищурилась, — да только света в тебе мало. А без свету в душе тёмных поступков наделать можно.

— Молчи, Ведунья, — грубо оборвала её.

— Помолись за меня Роду, Жрица, — усмехнулась поведунья и проворно выскочила из избы.

А я со всей силы по столу ударила — знает ведь, ещё как знает!

Я нервно прошлась по комнате, пытаясь понять, чем мне эта встреча обернётся.

— Саята…

Я развернулась. Бурый стоял в проходе, переминаясь с ноги на ногу.

— Чего тебе?

— Саята… я с тобой хочу…

В голове был сплошной туман, я даже не пыталась систематизировать всё, что узнала за последний час. В висках начиналась пульсация — верный признак наступающей мигрени.

Мне бы сейчас хоть отвар ромашки… Я глубоко вздохнула и выглянула в окошко в поисках знахарских палаток.

Но внезапно извозчик резко затормозил и начал разворачивать коней.

— Что происходит? — крикнула ему.

— Да похоже ещё один из этих, свихнувшихся, — весьма туманно высказался тот, ругаясь себе под нос более конкретными выражениями.

— Я выйду! — я выскочила из повозки и подала ему деньги.

— Девушка! Это опасно! Немало народу уже попало под раздачу этих смертников! — извозчик денег не взял и всё ещё ждал, чтобы я вернулась в повозку.

С чего бы?

— Кто они? — спросила его.

— Психи, что не справляются со своим даром, каждый год такие появляются вот уж на протяжении нескольких лет! — извозчик смерил меня недовольным взглядом, — вы садиться будете?

— Нет, езжай! — отпустила его, а сама направилась в сторону толпы.

В центре площади сидел мужчина, спрятав лицо в ладонях и, кажется, выл. Вокруг него было широкое кольцо любопытных зевак, которые, хоть и были перепуганы, но зрелища хотели больше. А оттого стояли и смотрели. Никто из них не подходил ближе, и никто не звал на помощь, словно так оно всё и должно быть. Меня это равнодушие покоробило. Я попыталась пробраться к мужчине, уже видя — тот на грани.