Савва Морозов - [108]

Большое внимание Савва Тимофеевич уделял специальным эффектам, которые должны были усилить впечатление реальности во время спектакля. Уже говорилось о размещенных над сценой резервуарах с водой, при помощи которых можно было изобразить дождь. Говорилось и о том огромном значении, которое Морозов придавал пр[466] авильной постановке света, поэтому в новом здании были превосходное освещение и масса световых эффектов. «Освещение было устроено им по последним усовершенствованиям того времени, с электрическим роялем, с помощью которого можно управлять всем светом сцены и театра». Кроме того, имелись и эффекты звуковые, в их числе «гром, какого, вероятно, в то время не было ни в одном театре. Это — целый оркестр, состоящий из четырехпяти громовых аппаратов: барабаны, падающие доски и камни, создававшие самый сильный треск, самую высокую могучую ноту при громовом раскате. Антон Павлович Чехов живо интересовался всеми деталями и усовершенствованиями театра и очень обижался, когда забывали его извещать и назначали пробы без него. Он хотел вникать во все мелочи жизни театра, который он любил во всей сложности его трудовой организации. При нем происходили пробы грома, и он давал удивительно тонкие и ценные советы, так как великолепно чувствовал звук на сцене».[467] Помимо упомянутых, Савва Тимофеевич заказал в России или выписал из-за границы целый ряд других электрических и сценических усовершенствований.

С особым вниманием он отнесся к оборудованию самой важной площадки театра — сцены. Вопреки указаниям, которые иногда можно встретить в литературе, она была сконструирована не Ф. О. Шехтелем, а одесскими инженерами братьями Д. С. и И. С. Жуйкиными.[468] Совместными усилиями за одно лето они создали большую образцовую «трехъярусную сцену с громадными опускающимися и поднимающимися люками». Ее устройство отвечало самым «современным требованиям европейских первоклассных театров». На сцене предусматривалась возможность изображать полеты, горы и впадины, а также «закулисные эффекты, т[акие] к[ак] гром, ветер, дождь и т. п.». Кроме того, в основании сцены имелись двигающиеся по рельсам колесики, так что при помощи динамо-машины сцена могла вращаться. К. С. Станиславский говорил об устройстве сцены как об одном из главных деяний Морозова на благо Художественного театра. «С особой любовью он отнесся к строительству и оборудованию сцены. По плану, составленному общими силами, была устроена вращающаяся сцена, которая в то время являлась редкостью даже за границей. Она была значительно более усовершенствована, чем обычный тип вертящихся подмостков, в которых вращается один лишь пол, так как Морозов с Шехтелем устроили вращение целого этажа под сценой, со всеми люками, провалами и механикой подполья. Во вращающейся сцене был устроен огромный люк, который мог с помощью электрического двигателя проваливаться для того, чтобы изображать горные пропасти или реку. Этот же люк мог подыматься кверху, и тогда он образовывал большую площадку горы, террасу и проч[ее]».[469] Благодаря тому, что декорации и бутафорские принадлежности хранились не на сцене, а на складах, появлялась «возможность открывать сцену во весь ее объем. А она была велика».

Иными словами, Савва Тимофеевич соорудил настоящее закулисное царство, позаботившись и о комфорте актеров, и о совершенстве сценических эффектов. Провинциальная актриса В. П. Веригина рассказывала: «Отделка театра нам нравилась. За кулисами было уютно. Наверху женское фойе, внизу мужское. Большие мягкие диваны, на которых так уютно сидеть и отдыхать, мечтая о будущем, разговаривая о прекрасном настоящем. Надоевший очень скоро архитектурный стиль «модерн» навсегда остался приятным и милым для меня в стенах Художественного театра».[470]

Таково было пространство для актеров. Но и пространство для зрителей было не менее удобным. Элегантный зрительный зал на тысячу мест, выдержанный в зеленовато-оливковой гамме. Ставший вскоре визитной карточкой Художественного театра оливковый занавес со стилизованным мотивом волны и летящей над ней белой чайкой — напоминание о Чехове, чья пьеса «спасла театр» в годы его становления. К. С. Станиславский подробно описал интерьеры уже почти готового Художественного театра в письме к О. Л. Книппер: «Бог даст — театр будет на славу. Прост, строг и серьезен… Фойе представит из себя галерею русских писателей, которые будут красоваться вместо панно над дубовой панелью. В одной из стен фойе будет большая витрина со всеми подарками и адресами театра. Коридоры будут устланы мягкими коврами… и очень ярко освещены. Стены коридора отделаны под белый камень большими плитами. Низ сцены в зрительном зале будет отделан таким же образом. Зрительный зал очень простой, в серых тонах нашего занавеса, с широким декадентским бордюром по верху и на потолке. Ряд лож из дерева (мореный дуб) с канделябрами старинного фасона под тусклую бронзу. Никаких портьер. Перед порталом, в публике, во всю ширину сцены — больших размеров стебель с цветами под старую бронзу. В этих цветах скрыто несколько десятков ламп, освещающих из публики актеров сверху. Это приспособление позволяет уничтожить рампу. Вместо люстры по потолку разбросаны какие-то лампады. Ряды дубовых кресел (как за границей, с спускающимися и поднимающимися сидениями)».