Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - [43]

Шрифт
Интервал

Если меня спросят, что было тяжелее всего, то это будет холод по ночам и жара с жаждой днём. Затем будут идти натёртые ноги, физическая усталость, нехватка еды. После возвращения я ненавижу мёрзнуть, и первое время таскал с собой бутылку с водой везде.

Да, я помню, что об этом писал, но ещё раз повторю уже ставшую банальной для меня мысль: война это не «ура – ура! в атаку!». Война – это пыль, грязь, пот и кровь. И усталость.

Риск и вопрос смерти – это важный момент. Но этот вопрос решается каждым персонально и один раз. А вот вопросы быта в ограниченном пространстве с малым количеством степеней свободы и жизни в тяжёлых условиях остаются всегда. И решать их надо постоянно. Обстрелы становятся фоном, а бои – эпизодами на фоне неказистой военной жизни.

В фильмах и книгах война, каждый бой – это приключение и что-то великое, героическое. Но я вспоминаю свои чувства, слушаю своих товарищей, кто там был… Например, «Берёза», который был на Саур-Могиле, как-то, когда мы ездили на похороны Темура, сказал: «Гонят эту хрень про героизм. Я не считаю того, что мы там делали, каким-то геройством».

И это созвучно с моими ощущениями. Ты оказался тут, потому что не мог иначе. И тут ты просто делаешь то, что должен. Потому что надо. Потому что приказ. Часто через силу, так как хочется поспать или хотя бы посидеть. Ощущения – не героические, ни разу. Скорее похоже на чувства марафонца.

Может быть потом, оглядываясь назад, ты подумаешь, да – это было круто. Но полюбить войну невозможно. Как и невозможно оставаться равнодушным, если она идёт рядом. В голову приходит образ, сыгранный Брюсом Виллисом в Die Hard. «Блин. Как меня это достало, – говорит он во время очередной заварушки и делает своё дело (правда то, как он это делает, – отдельный вопрос из области сказок)».

Возможно, сам момент принятия решения – остаться дома или поехать – является какой-то экзистенциальной вехой, как момент отделения от самолёта с парашютом. А дальше «взялся за гуж, не говори, что не дюж» – идёт проверка на прочность. И каждому жизнь отмеривает персональную порцию. Кому-то раны, кому-то смерть, кому-то плен. Но прежним не возвращается никто. ПТС – это не то, от чего надо лечить, это то, с чем надо научиться жить потом снова. Реч, конечно, о тех, кто побывал on the edge, а не трусил фуры и волонтёров (дай Бог им сил и здоровья) на блокпостах.

25 августа

Первый день выхода

Продолжение странствий…

Когда просыпался очередной раз от того, что подмёрз на свежем воздухе и затёк в позе эмбриона, я понял что уже начинает рассветать, и можно различать деревья и ветки. Подумал: «Надо бы идти, чтоб не терять время.» Будить других и строить было как-то не по чину. Но и не пришлось. Рядом тоже начали просыпаться и шевелиться люди.

Командир группы объявил пятнадцатиминутную готовность к выходу – время на попить, собраться и «сходить до ветру». Через десять минут, на ещё плохо гнувшихся ногах, я начал движение с остальными. Передо мной шли «Бродяга», за ним «Сокол». За мной – «Монах», «Лис» и «Запорожье» (тот, который Анатолий).

«Бродяга» выбирал направление и вёл нас, обходя непроходимые или, наоборот, слишком открытые места. Периодически останавливал группу, если впереди было что-то. Иногда они с «Соколом» останавливались, чтобы свериться с картой. «Сокол» доставал (или просил кого-нибудь из нас достать из его рюкзака) топографическую карту. Это была клеённая из распечатанных листочков карта, одна из трёх, доставшаяся нам от Гордийчука. Они с «Бродягой» что-то там рассматривали, прикладывали компас и совещались, пытаясь понять, где мы сейчас очутились и куда двигаться дальше.

В топографических картах я тогда разбирался слабо, поэтому в такие минуты отдыхал и наблюдал окрестности. «Лис» и «Монах» тоже обычно отдыхали молча и смотрели вокруг. Никто не договаривался, но получалось так, что мы смотрели в разные стороны, покрывая 360 градусов.

Для себя во время коротких остановок на пару минут я нашёл удобную позу. Сесть, не снимая рюкзака, опереться на него – практически полулёжа (во время длительных привалов мы снимали рюкзаки, а иногда и обувь с бронежилетами). Слегка подобрать колени, чтобы можно было положить свой АКС-74 на колено стволом вперёд, прикладом к плечу. И так, полулёжа на спине, можно осматривать широкий сектор и быть готовым открыть огонь. Если что, можно быстро перекатиться для изменения позиции. И профиль близок к земле. А главное – мышцы ног и спины отдыхают перед продолжением движения.

На практике и так не всегда сидел – иногда во время остановок просто садился или ложился, это зависело от состояния.

После того, как спереди поступал сигнал продолжения движения (чаще всего жестом), мы поднимались и в том же порядке шли дальше друг за другом. Шли молча. Старались выдерживать дистанцию.

Вообще «крутые спецназовцы» падают на колено, прикладывают автомат к плечу и «держат сектор» – я в кино видел. И честно я пытался так делать, пока силы не кончились (а кончились они ещё под Горловкой). Иногда кто-то (бывало и я) отставал или, наоборот, начинал наступать на пятки, или начинал говорить. Были разные эпизоды. Но это не кино.


Рекомендуем почитать
Полоса

Рассказ из сборника «Русские: рассказы» (2013)


Среди садов и тихих заводей

Япония, XII век. Кацуро был лучшим рыбаком во всей империи, но это не уберегло его от гибели. Он поставлял карпов для прудов в императорском городе и поэтому имел особое положение. Теперь его молодая вдова Миюки должна заменить его и доставить императору оставшихся после мужа карпов. Она будет вынуждена проделать путешествие на несколько сотен километров через леса и горы, избегая бури и землетрясения, сталкиваясь с нападением разбойников и предательством попутчиков, борясь с водными монстрами и жестокостью людей. И только память о счастливых мгновениях их с Кацуро прошлого даст Миюки силы преодолеть препятствия и донести свою ношу до Службы садов и заводей.


Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Голубиная книга анархиста

Новый роман Олега Ермакова, лауреата двух главных российских литературных премий — «Ясная Поляна» и «Большая книга» — не является прямым продолжением его культовой «Радуги и Вереска». Но можно сказать, что он вытекает из предыдущей книги, вбирая в свой мощный сюжетный поток и нескольких прежних героев, и новых удивительных людей глубинной России: вышивальщицу, фермера, смотрителя старинной усадьбы Птицелова и его друзей, почитателей Велимира Хлебникова, искателей «Сундука с серебряной горошиной». История Птицелова — его французский вояж — увлекательная повесть в романе.


Маленькая страна

Великолепный первый роман молодого музыканта Гаэля Фая попал в номинации едва ли не всех престижных французских премий, включая финал Гонкуровской, и получил сразу четыре награды, в том числе Гонкуровскую премию лицеистов. В духе фильмов Эмира Кустурицы книга рассказывает об утраченной стране детства, утонувшей в военном безумии. У десятилетнего героя «Маленькой страны», как и у самого Гаэля Фая, отец — француз, а мать — беженка из Руанды. Они живут в Бурунди, в благополучном столичном квартале, мальчик учится во французской школе, много читает и весело проводит время с друзьями на улице.