Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - [23]

Шрифт
Интервал

Около пяти часов вечера, когда я возвращался к основной группе, уже подходя к ним, увидел, как «Сокол» делает страшные глаза и показывает жестами мне замереть. Оказывается, в это время местный житель на велосипеде ехал по дороге через лес. Он явно услышал меня, точнее, что кто-то гуляет по лесу. Но, видимо, решил не проверять. Мало ли кто там по лесу грибы ищет. Пронесло.

Вся вода, что мы брали, была выпита, и надо было где-то её достать. Сначала, надев джинсы и обув шлёпки, по воду пошёл «Бродяга». Вернулся с водой и рассказал про общение со сторожем пустовавшего лагеря неподалёку. Но её всё равно не хватало, и позже пойти вызвались «Монах» и «Узбек». Первый переоделся в гражданку (надо же, предусмотрительные, вот что надо брать с собой в тыл противника), а «Узбек» должен был идти в прикрытии, не показываясь. В случае попадания «Монаха» в неприятности он должен был обеспечить ему прикрытие. Минут через сорок (по моим ощущениям) они вернулись. С водой. Все попили, достали сухпайки, перекусили. Я заставил себя что-то съесть. Но, в основном, смотрел на консервы и понимал, что они в меня не полезут и я просто зря таскал с собой весь этот груз. После обеда-ужина мы закопали весь мусор, чтобы ничто не выдавало присутствия военных после того, как мы уйдём. Поздно вечером, когда стемнело, мы перешли в ту «зелёнку» что примыкает к Горловке. Там углубились на двадцать метров и залегли. Дальше не заходили, следопыты опасались растяжек. За двое суток все поспали по паре часов, плюс переход. Надо было отдохнуть. Я расстелил каремат так, чтобы дерево было в изголовье со стороны опушки. Прикинул зону обстрела. Постарался запомнить, где лежат остальные, чтоб их не пострелять в случае переполоха. Сейчас я понимаю, что расположился тогда не по правилам, к счастью проверять не пришлось. Перед тем как уснуть, лежал на спине и слушал, как вылетают реактивные снаряды со стороны Горловки, пролетают у нас над головой и взрываются в той стороне, откуда мы пришли. Это просто мгновенный снимок памяти, то что запомнилось в тот момент. Просто ещё один шаг к пониманию того, что это настоящая война, а не шахтёрский бунт, как это старались представить. С артиллерией, бронетехникой и военными, умевшими всем этим пользоваться.

На следующий день нашли гражданскую одежду для «Охотника», и он прогулялся по окрестностям, проверив точки на карте и собрав дополнительную информацию. В школе базы сепаров не оказалось, в других местах он нашёл подготовленные места наблюдателей и т. д. На блокпосту было три пьяницы, т. е. реального препятствия он не представлял. Люди Безлера явно не ждали гостей с этой стороны. В принципе, мы могли сами штурмовать его, но это не имело смысла. Удерживать его мы бы не стали. А после нас сепары его бы усилили и уже были бы наготове. Брать его был смысл при общем наступлении. В итоге получалось, что разведданные собраны. Караванов не было, да и вообще рядом с нами движения почти не было. Вечером планировали возвращаться. Днём ещё раз сходили по воду «Монах» и «Лис». Ещё пережили атаку коз.

Атака коз случилась неожиданно. Сперва появился шум, громкий шорох, как рой саранчи или надвигавшийся шторм. Он становился всё ближе и громче, надвигался стеной. Мы замерли, приготовились, поснимали оружие с предохранителей. И тут вышла первая коза, потом ещё несколько. Стадо коз прошло сквозь нашу стоянку. А по дороге рядом с лесом шёл их пастух. Мы ещё пару минут лежали замерев, пока они не отошли. Сейчас весело вспомнить, а тогда было не по себе.

Ночью был переход обратно. Теперь уже легче – рюкзаки без еды и воды. Снова проходили сквозь село. Прыгали на обочину, услышав машину. Всё село было погружено в темноту и тишину. И только в сельском клубе гремела гулянка. В такое-то время… странно. После села – опять горевшие вдали поля, подъём на холм. На холме стояло одинокое дерево. Возникла идея повесить на нём украинский флаг, который был то ли у «Монаха», то ли у «Лиса». Но не стали. Потом – переход поля и уже знакомая железнодорожная ветка. «Сокол» подвернул свою больную ногу, пересилил боль и через пять минут поковылял дальше сам. «Бобёр» шёл с упорством робота, видно было, что ему тяжело тащить пулемёт и боекомплект, но он шёл. Вообще, все шли, как посуда в стишке про Федору: «А посуда идёт и идёт…» Непрофессиональные, не обученные, не спортивные, шли на силе воли.

Картинка из памяти: мы сидим на железнодорожной насыпи, поле освещено луной, вдалеке, на украинской стороне светятся фонари и дома.

Блокпост, на который мы шли, находился на железнодорожном переезде, часть бойцов размещалась во дворе крайнего дома. В этом дворе раньше были сепары, теперь ВСУ. Сейчас не уверен, что там вообще что-то осталось, учитывая последующие события в Углегорске. Перед подходом к блокпосту «Сокол» связался по мобильному с их командиром, предупредил о возвращении группы. Нас ждали. Мы попили, перекусили. Заодно узнали интересный способ копания картошки – сепары пытаются попасть по блокпосту из миномётов; иногда попадают, иногда не очень. В итоге на огороде целые ямы с вывернутой картошкой, которая пропадёт. Её собирают.


Рекомендуем почитать
Сапоги — лицо офицера

Книга удостоена премии им. В. Даля, 1985 г., Париж.


Желтое воскресенье

Олег Васильевич Мальцев — мурманчанин. Работал на Шпицбергене, ходил на ледоколах в Арктику. Сейчас работает в Мурманском высшем инженерном морском училище. Первая его книга — «Движение к сердцу» вышла в нашем издательстве в 1977 году.


Семнадцать о Семнадцатом

В книге собраны рассказы русских писателей о Семнадцатом годе – не календарной дате, а великом историческом событии, значение которого до конца не осмыслено и спустя столетие. Что это было – Великая Катастрофа, Великая Победа? Или ничего еще не кончилось, а у революции действительно нет конца, как пели в советской песне? Известные писатели и авторы, находящиеся в начале своего творческого пути, рисуют собственный Октябрь – неожиданный, непохожий на других, но всегда яркий и интересный.


Жития убиенных художников

«Книга эта — не мемуары. Скорее, она — опыт плебейской уличной критики. Причём улица, о которой идёт речь, — ночная, окраинная, безлюдная. В каком она городе? Не знаю. Как я на неё попал? Спешил на вокзал, чтобы умчаться от настигающих призраков в другой незнакомый город… В этой книге меня вели за руку два автора, которых я считаю — довольно самонадеянно — своими друзьями. Это — Варлам Шаламов и Джорджо Агамбен, поэт и философ. Они — наилучшие, надёжнейшие проводники, каких только можно представить.


Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

Пикей, бедный художник, родился в семье неприкасаемых в маленькой деревне на востоке Индии. С самого детства он знал, что его ждет необычная судьба, голос оракула навсегда врезался в его память: «Ты женишься на девушке не из нашей деревни и даже не из нашей страны; она будет музыкантом, у нее будут собственные джунгли, рождена она под знаком Быка». Это удивительная история о том, как молодой индийский художник, вооруженный лишь горсткой кисточек и верой в пророчество, сел на подержанный велосипед и пересек всю Азию и Европу, чтобы найти женщину, которую любит.


Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

«Звёздная болезнь…» — первый роман В. Б. Репина («Терра», Москва, 1998). Этот «нерусский» роман является предтечей целого явления в современной русской литературе, которое можно назвать «разгерметизацией» русской литературы, возвратом к универсальным истокам через слияние с общемировым литературным процессом. Роман повествует о судьбе французского адвоката русского происхождения, об эпохе заката «постиндустриальных» ценностей западноевропейского общества. Роман выдвигался на Букеровскую премию.