Саундер ждёт хозяина - [12]
Огромный краснолицый мужчина открыл дверь и сказал:
— Тебе придётся подождать. Время свиданий ещё не наступило. Кого ты хочешь увидеть? Тебе придётся подождать.
Он захлопнул дверь раньше, чем мальчик успел вымолвить хоть словечко.
У серой стены здания было холодно, поэтому мальчик завернул за угол и встал напротив стены, возле которой стояли или сидели люди, пришедшие к заключённым. Здесь светило солнце. Время тянулось очень медленно, и он даже забыл, что рождество ещё не прошло. Вдоль улицы мимо здания суда шёл, покачиваясь, пьяный и каждому говорил:
— Весёлого рождества!
Он пожелал весёлого рождества и мальчику и даже улыбнулся ему.
Наконец большие часы на крыше суда пробили двенадцать. Удары испугали мальчика, ему показалось, что от них задрожал весь город. Краснолицый мужчина открыл дверь и впустил несколько человек. Внутри тюрьмы он выстроил их в ряд и ощупал у каждого одежды и карманы. Он выхватил у мальчика коробку и сорвал с неё крышку. Мальчик слышал, как открывались и закрывались железные двери. От двери к полутёмному центру здания шли коридоры, перегороженные от потолка до пола железными прутьями. Краснолицый мужчина стиснул пирог и разломил на четыре части.
— В нем может быть стальной напильник или ножовка, — проворчал он. Потом он с проклятием швырнул куски обратно в коробку.
Мальчик был очень голоден, но сейчас он забыл про голод и чувствовал только страх. Тюремщик сунул коробку мальчику в руки и опять выругался. Кусок пирога упал на пол, а в коробке теперь остались одни крошки. Тюремщик вновь разразился проклятьями и заставил мальчика подобрать крошки с пола.
Мальчик почувствовал к краснолицему тюремщику такую же безграничную, но бессильную ненависть, как и раньше при виде закованного в кандалы отца, а потом подстреленного Саундера. Тогда он подумал, хорошо бы приковать помощника шерифа к его повозке, а затем напугать лошадь, чтобы она побежала быстрее, чем мог бежать этот жестокий человек. Помощник шерифа упал бы на землю, а лошадь волочила бы его по замёрзшим кочкам дороги. Его шикарная кожаная куртка разорвалась бы в клочья, но так ему и надо, нечего было рвать на отце комбинезон. Он бы вопил и сыпал проклятьями, а лошадь, испугавшись, побежала бы ещё быстрее. Но мальчик спокойно наблюдал за этим и даже не попытался бы остановить повозку…
Мальчику захотелось увидеть огромного тюремщика распластанным на полу среди крошек от пирога. У тюремщика была отвратительной не только багровая физиономия, но и жирная обрюзгшая шея, которая нависала на воротник и собиралась под подбородком в многочисленные складки. Его шея напоминала мальчику о быке, который умирал в загоне большого дома, где работал отец. Ветеринар хотел сделать быку укол в шею, но бык яростно мотал головой, несмотря на верёвку, привязанную к кольцу, продетому в его ноздри, и ветеринар отлетал то к одной стенке загона, то к другой. Наконец ветеринар рассвирепел и закричал: «Давайте цепь! Я заставлю его стоять смирно!»
Шею быка туго обвязали цепью, конец которой батраки закрепили на одном из столбов ограды. Однако после укола бык отпрянул назад, упёрся передними ногами в землю и повис всем телом на цепи. Бык задушил себя прежде, чем кто-либо из батраков успел освободить его от цепи.
Когда батраки сняли цепь со столба, голова быка упала в пыль, а изо рта и ноздрей хлынула кровь…
Мальчик представлял себе, как тюремщик, подобно быку, бесформенной грудой свалится на пол…
— Подымайся! — заорал краснолицый. — ты что, собрался ползать целый день?
Мальчик встал. У него кружилась голова и подкашивались ноги, но слезы высохли.
Тюремщик взял большой ключ, одетый на такое огромное кольцо, что в него могла пролезть голова мальчика, и отпер одну решетчатую дверь. Он толкнул в неё мальчика и сказал:
— Четвёртая дверь!
Когда мальчик проходил мимо первых трёх дверей, он чувствовал, что из-за каждой его провожают глазами. В камерах было много мужчин: одни сидели на нарах, другие стояли у дверей, ухватившись руками за железные прутья, и смотрели на него. Каждый шаг мальчика отдавался эхом в железном потолке с такой силой, будто это шёл великан. В дальнем конце коридора грустный голос напевал какую-то печальную песню про пастуха.
Отец тоже стоял, ухватившись руками за прутья. Его руки и ноги не были закованы в кандалы. Мальчик посмотрел на эти знакомые руки, которые без тряпки поднимали горячую крышку с котла, открывали печку без кочерги и делали другие необыкновенные вещи. Уж отец наверное мог бы задушить своими руками жестокого тюремщика с бычьей шеей.
Отец взглянул на мальчика и сказал:
— Сынок…
По дороге в город мальчик думал о том, что скажет отцу. Он составлял рассказ, что мать продала грецкие орехи в лавку и купила продукты для пирога, что его маленькие братишка и сестренки чувствуют себя хорошо, что никто из чужих не проходил мимо их дома и что он не нашёл тела Саундера. Он собирался спросить отца, в каком месте на дороге к нему пристал Саундер в первый раз, когда был ещё совсем маленьким щенком. Он ещё и ещё раз повторял дорогой свой рассказ, добиваясь, чтобы голос не дрожал и не перехватывало дыхание, потому что мать наказала: «Что бы ни случилось, сынок, оставайся веселым и не расстраивай отца».
