Сатира, юмор - [8]
– A разве есть такой закон, чтоб хозяйских собак хватать? Сучечка моя собственная, товарищ!
– Ваша? – отвечает. – Очень приятно, что ваша. А почему же, гражданин, у вашей собачки нет на шее обязательного постановления окрисполкома? Без регистрации, сказать бы, собачка ваша?..
Достает из кармана свисток и сюр-р-р-р-р-р-р-р.
Ну а дальше как полагается.
– Тов. милиционер! Вот етой гражданин заявляет, что собака его. Значит, етой гражданин не выполняет распоряжение о беспризорно-собачьих шатаниях. Прошу составить протокол…
Конечно, пускай теперь хоть всех собак передушат на утильзаводе, я не вступлюсь. На такой характер, как у меня, никакой зарплаты на штрафы не хватит.
И кошек тоже видеть не могу. У моей соседки по квартире кошечка есть. Ундиночка называется. Серенькая такая, чистенькая кошечка и, понимаете, каждый день у моих дверей того… Верите, дня не пропустит. Конечно, если б на кого другого, поймал бы ту Ундиночку да об косяк потихоньку стукнул – и было б чисто у дверей. А я ж не могу – характер. Терпел я, терпел, но наконец не вытерпел. Зову как-то соседку и говорю:
– Гражданка, это ж невозможно. Вы ж прекрасно знаете, что я вашу Ундиночку не ударю и не убью. Так сжальтесь же. Каждый же день… – и пальцем на «вещественное доказательство» показываю.
А соседка мне:
– Я, – говорит, – товарищ, – вегетарианка и насиловать животное не буду… И дивно от вас, от интеллигента, такое слышать…
– Гражданка, я сам знаю, что я интеллигент, но вы только представьте, какой от тех кошек л'ориган?..
– Ну что ж, – говорит, – л'ориган или другой сорт, а Ундиночку я насиловать не буду…
– Не будете, – говорю, – так и я ж не буду, характер мой не позволяет руку на животное поднять, а тебя, гадюка, научу, как надо кошек к порядку приучать… – Да как выхватил у нее из рук Ундиночку, да как начал волтузить соседку той Ундиночкой и по голове, и по спине. Насилу квартиранты водою разлили… Теперь, конечно, суд. Может, еще и в бупре[6] придется сидеть. Ну что ж, и сяду. И посижу, а характер свой не сломаю. Не бил я сроду животных и не буду. А чтоб больше не страдать через свой жалостливый характер, решил я не любить животных. Пусть над ними другие издеваются. Хватит с меня и Ундиночки. Как вспомню, что двадцать пятого суд, так предлагай мне сейчас за три рубля целого слона – откажусь. Ей-богу, откажусь!
Рисунок Василя Чечвянского. (Журнал «Червоний перецъ», № 3 за 1927 год.)
Принципияльно
Дорогие гости, – проговорил хозяин Иван Иванович Ковдя, поднося чарку, – прежде чем выпить, предлагаю сегодня за столом совсем не говорить по-украински и, вообще, про украинизацию. Имеем же мы, наконец, право хоть дома не вспоминать про угнетение наших общественных прав. Для этого я и плакат вывесил – обратите внимание…
Присутствующие увидели на стене написанный по-русски плакат «Разговаривать только на русском языке».
– Как общество относится к моему предложению?
– Согласен, согласен! Браво! Хорошо! – зазвенели радостные голоса.
– Ну и штукарь же Иван Иванович – всегда что-нибудь придумает и правильно. К черту ту украинизацию – она и на службе надоела… Все те прилагательные и словари…
Гости выпили по одной, по второй, по третьей. Начался разговор.
– Бываете в театре? – спрашивает Ивана Ивановича его соседка, молодая блондинка с накрашенными до отказу губами.
– Бываю. Был вот на «Сэди»[7] в «Березоли»[8]. Хорошая пьеса и играют хорошо! Ужвий, Крушельницкий… Вообще мне нравится.
– А в оперетке бываете?
– Были недавно с супругой на «Принцессе цирка». Ах! Татьяна Бах!..
– Я тоже была. Правда, прекрасно? Особенно балет. Я в восторге! Слава Богу, что хоть до оперетки не дошла та украинизация, а то ж понимаете…
– Они доберутся, будьте уверены… Будет и Татьяна Бах петь и танцевать украинским языком. Вот увидите.
– Товарищи! – послышалось с другого конца стола. – Мы ж договорились не говорить про украинизацию, а сам хозяин первый нарушает. Неужели нет другой темы для беседы? Иван Иванович, что вы…
– Миль пардон! Не буду! Извините! Степан Степанович, налейте всем, пожалуйста, да выпьем…
Все охотно выпили.
– А водка, знаете, ничего стала. Крепкая и недорогая, – говорит один из гостей. – И, знаете, совсем не жаль, что она украинизирована…
– А сколько там той украинизации? «Хлiбне вино» вместо «хлебное вино», – говорит Степан Степанович, пожилой человек с пузком и в очках. – И вообще, господа, я заметил, что в деле украинизации питья ориентироваться довольно легко: «вино» и будет вино, «коньяк» – коньяк, «пиво» – пиво, «спотикач» – спотыкач, «ром» – ром, «барзак» – барзак, «Абрау-Дюрсо» – Абрау-Дюрсо…
– И действительно, – радостно подхватывает хозяин Иван Иванович. – И если б в других областях было так легко, то, уверяю, мы б все имели первую категорию. А то выпить легко, а закусить не очень. С закускою уже без словаря не обойдешься. Да я, например. Почему у меня вторая категория. Спрашивают меня на экзамене, как будет по-украински котлета. Я говорю «каклета». И, верите, только за это дали вторую категорию.
– Хорошо, что вторую, а я так еле третьей разжился и то благодаря тому, что в комиссии мой зять был.
