Сатанисты XX века - [85]

Когда же «благочестивые иудеи», в которых не было недостатка в Вене даже среди знакомых легкомысленной матери Гермины, упрекали её в том, что она воспитывает свою дочь не так, как подобает «богобоязненной еврейке», то она отвечала с чисто жидовской логикой:

— А вы обеспечьте будущее моей дочери и мою старость, а тогда и проповедуйте благочестивое воспитание по талмуду. Я отлично помню, как мешало мне моё благочестивое еврейское воспитание… Два раза я могла сделать карьеру, и оба раза моё еврейство её разбило. Мой первый жених отказался от меня из-за нашей священной «миквы», так что мне пришлось выйти замуж за невзрачного еврея, чтоб не остаться старой девой. Когда же он отошёл на лоно Авраама, оставив меня без гроша, то другой христианин совсем было на мне женился. Да и женился бы, если бы опять не помешало моё еврейство. Налоги еврейской общине я всегда платила исправно и Гермину учу повиноваться кагалу во всём решительно. Большего же от меня никто и требовать не может.

Так и махнули рукой благочестивые цадики и раввины на красивую вдовушку, удовлетворяясь тем, что свою девочку, обещавшую быть ещё красивей матери, она приводила в известные дни в синагогу, заставляя её исполнять важнейшие церемонии жидовского ритуала. При этом однако мрачная глубина иудейского закона, так же, как и дебри талмуда и тайный смысл жидовских молитвенников, оставались Гермине так же мало известны, как и христианский катехизис или святое Евангелие. Она росла, в сущности, совершенной язычницей и имела полное право вписать в формуляр последней австрийской переписи в рубрике «религия» знаменательный ответ: «никакой»…

Таких, стоящих вне религии, за последнее столетие развития «свободы совести» (вернее, свободы бессовестности), набралось в Европе не одна сотня тысяч. В каждом государстве число подобных язычников ежегодно возрастает. В одном Берлине, по переписи 1896 года, их значилось сто тридцать тысяч на полтора миллиона жителей…

Гермина пошла обычной дорогой хорошеньких актрис, не имеющих опоры ни в какой религии.

Появление лорда Дженнера точно разбудило бедную девушку. Страсть к красавцу-англичанину сразу загорелась в её горячем сердце; лорд Дженнер, связанный железными цепями страшных обязательств, должен был целых три года ожидать возможности дать волю страсти, зародившейся и в его холодной и себялюбивой душе с первого взгляда на темнокудрую головку Гермины Розен.

Страсть эта не помешала лорду Дженнеру уехать из Вены, чтобы жениться на женщине, выбранной для него могущественным тайным обществом, распоряжающимся своими членами, как бесправными и безличными рабами…

Но красивый англичанин недаром добился одного из первых мест в страшном международном союзе, и как только представилась возможность, он ни минуты не колеблясь, поехал за Герминой и буквально купив её у матери, увёз с собой в далёкую французскую колонию.

VII. История еврейского лорда

Лео Дженнер был живым доказательством того, что примесь еврейской крови может отравить самые устойчивые человеческие племена.

Рожденный от итальянской еврейки, Лео Дженнер хотя и был сыном одного из представителей старинной английской аристократии, графа Ральфа Лоовуд Дженнера (от которого он и получил в наследство белокурые волосы, могучую фигуру и изящное благородство манер), но душу свою он получил от матери-иудейки.

Мать Лео — Леона Ионтефальконе была дочерью одного из тех банкиров, что проникли в. аристократию всего мира благодаря своим деньгам и тайным проискам международного еврейского заговора, упорно и неустанно просовывающего отдельных жидов в аристократию всех государств, чтобы иметь крепкие точки опоры в момент решительного наступления всемирного кагала на христианский мир. Отец Леоны Мон-тефалькони считался великим благотворителем и чуть ли не святым человеком, что не мешало ему участвовать во всех ритуальных гнусностях каббализма, прикрывая своим «высокочтимым» именем ужасающие преступления и чудовищный разврат сатанизма.

Единственная дочь «итальянского» благотворителя, красавица Леона Монтефалькони, наследница многих миллионов, была окружена поклонниками, в числе которых были и итальянские князья, и принцы крови, и даже один австрийский эрцгерцог. Однако, она предпочла всем лорда Ральфа Дженнера, сорокапятилетнего вдовца, правда, ещё красивого и изящного, но всё же не обладавшего крупным состоянием. Положим, это не помешало Ральфу Дженнеру стать одним из влиятельнейших членов парламента, а затем и министром, пользующимся особенным доверием короля. Но так как это обстоятельство не могло иметь особого значения для двадцатилетней богатейшей девицы, то брак баронессы Монтефалькони с лордом Ральфом Дженнером был единогласно одобрен высшим «светом», как лондонским, так и римским.

Через три года после брака, лорд Дженнер, ради упрочения своей политической карьеры, пригласил «сливки» влиятельнейших слоев лондонского общества на общую охоту в свой замок Лоовуд.

В одно прохладное, ясное осеннее утро лорд Дженнер отправился в лес во главе блестящего общества высокопоставленных охотников. Леди Леона сопровождала охоту в легком тюльбери. Из этого тюльбери, запряжённого великолепным рысаком, она следила за охотой, и в это же тюльбери положили окровавленный труп лорда Ральфа, найденного мёртвым на опушке леса. Рядом с ним лежало его собственное разряженное ружьё возле сломанной бурей старого дерева. Очевидно, перепрыгивая через это дерево, лорд Ральф задел взведённым курком за одну из веток, так что пуля, приготовленная для дикого кабана попала ему прямо в грудь.