Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья - [2]

— Для этого есть веские основания. С какого времени об этом городе стали говорить?

— Да последние года два.

— Именно столько времени я провел в Южной Америке, и притом в таких краях, куда госпожа Молва либо совсем не приходит, либо появляется там слишком поздно. Поэтому не считайте меня каким-нибудь тунгусом или калмыком!

— О, нет! Тем больше меня порадует, что сегодня я смогу рассказать вам о том, что получилось из беспомощного парня, каким я тогда был. Поверите ли, что я превратился в нефтяного принца[1]!

— Эх, черт возьми! Нефтяной принц? Тогда мне надо поздравить вас от всего сердца!

— Спасибо! Да, теперь я — нефтяной принц. Конечно, я и не думал, что набреду на такое богатство, когда мы были с вами и Виннету. Собственно говоря, за это мне следовало бы поблагодарить апача, потому что это именно он внушил нам мысль перебраться из Невады назад в Калифорнию. Этот добрый совет и сделал меня миллионером.

— Если вы действительно им стали, то прошу вас больше не сердиться на это!

— Нет, нет! — рассмеялся он. — Если бы вы знали, кем я был прежде, то убедились бы, насколько излишня эта ваша просьба.

— Ну, и кем же вы были?

— Бездельником, праздным человеком!

— По вашему виду этого не скажешь!

— Потому что теперь я совершенно изменился. Я родился в приюте для бедняков и не раз попадал за тюремную решетку.

— Что вы говорите! Если это действительно так, то лучше уж покончить с такими воспоминаниями и промолчать про былое.

— Да мне бы и не пришло в голову говорить об этом кому-нибудь другому, но поскольку вы оказались именно тем, кто вы есть, я охотно облегчил сердце. Вы — немец. Возможно, вам знакомы места, из которых я родом.

Он назвал маленький городок в Рудных горах.

— Я очень хорошо знаю эти края, — отвечал я. — Я бывал там несколько раз.

— Тогда вы знаете, что местное население там живет в нищенских условиях. Теперь, может быть, там стало по-другому, лучше, но в мои времена государство гораздо меньше помогало общинам, которые были предоставлены сами себе. Представьте же себе очень бедных горожан и приют для бедняков с его еще более нищими обитателями! Они кормились только тем, что выпросят в соседних деревушках. Несколько сырых картофелин, несколько кусков засохшего хлеба, кусочек жесткого сыра — вот и все подаяние, которое они приносили домой из своих походов. Самые умные делали из этой жалкой милостыни муку. К сожалению, моя мать не была такой умной.

— Ваша мать? Она тоже жила в приюте для бедных?

— Да. Я же говорил вам, что родился в этом заведении. Когда мне было всего две недели, она стала и меня носить по деревням. Позднее я, маленький, ходил с нею. Это вызывало сострадание, потому что я, как и она, ходил в лохмотьях и был основательно обучен ею ремеслу попрошайки. Особенное внимание она обращала на то_г чтобы я хныкал от холода и голода, когда мы заходили в дом или встречали кого-нибудь на дороге. Мне не надо было особенно и учиться этому, потому что я и так всегда испытывал сильный голод. Мать моя почти ничего не ела, да и мне давала самую малость, а все, что мы получали от сострадательных людей, продавалось. Есть люди, которые всегда готовы дать несколько пфеннигов за выпрошенный хлеб. А на вырученные деньги мать покупала вино, которое она любила больше всего, даже больше своего ребенка.

— Но это просто ужасно! Думаю, что нам об этом не стоит говорить. Не так ли?

— Нет! Вы не должны считать меня плохим человеком из-за того, что я рассказываю такие вещи о своей матери. Это я делаю только для того, чтобы лучше показать различие между тогдашними днями и современностью. Мать можно было считать безнадежно погибшим человеком, и я поплелся по ее ведущему на дно жизни пути, пока община не вынудила меня поступить в учение к сапожнику. Мой учитель занимался только мелким ремонтом, а из хороших мастеров меня никто не хотел брать. Мне давали кое-что поесть, а для лучшего аппетита колотили шпандырем[2] по спине. Вы можете предположить, что мне такая жизнь не понравилась. Я несколько раз сбегал, попрошайничал по округе, но каждый раз меня ловили и возвращали назад. Вы можете себе представить, как меня встречали у сапожника! Так прошли два года; я ничему не выучился и старался отлынивать от работы. Одним прекрасным вечером под Рождество сапожник раздавал подарки своей семье. Он был бедняком и не мог много купить, но тем не менее каждый ребенок получал хоть что-то. Я не получил ничего. Конечно, я не смог этого вынести, и раздача подарков, естественно, закончилась шпандырем. Сапожник отколотил меня, как никогда прежде, а после этого я с окровавленной спиной вынужден был улечься на холодный пол, мое обычное спальное место, прикрытое пучком соломы — у меня даже не было одеяла!

— А теперь… нефтяной принц? Да, действительно, это разница!

— И преогромная. Но между двумя этими состояниями лежит много лет лишений! Когда я лежал на своей жалкой подстилке, меня грыз голод и тряс холод, и тогда я решился снова уйти, но на этот раз так далеко, чтобы меня никто не смог найти. И вот я тихонько проскользнул на первый этаж, потом выбрался из дома, обошел город, а потом потопал по глубокому снегу, в ужасающую метель, к той цели, которая светилась передо мной.