Сатана и Искариот. Части первая и вторая - [98]

После того как были обсуждены еще кое-какие детали, мы легли спать, чтобы проснуться пораньше. Едва засерело утро, как мы набрали провианта, потому что не знали, найдем ли съестное на ограбленной асиенде, и сели на коней. Мимбренхо простились с нами очень сердечно. Их вождю мы должны были пообещать, что разыщем его после выполнения своей задачи. Если же его помощь понадобится раньше, то мы обратимся за нею именно к нему, а не к другому вождю. Только пленные юма мрачно смотрели на наш отъезд. Их предводитель, Большой Рот, крикнул нам вслед:

— Вот уезжают предатели и трижды лжецы. Если бы у меня не были связаны руки, я бы тут же расправился с ними.

Да, он находился в плену, и мы надеялись, что он никогда не получит свободу. Тем не менее очень скоро мы опять должны были встретить этого опасного человека!..

Глава пятая PLAYER [72]

В дороге наши скакуны проявили все свои достоинства. Мы беспокоились о переселенцах, а поэтому изрядно подгоняли своих вороных, полагая, что позднее, после нашего прибытия на асиенду, они смогут отдохнуть. В результате уже к вечеру следующего дня мы достигли границ асиенды. Кони ребят роняли пену и выглядели усталыми, тогда как наши жеребцы были такими сухими и свежими, словно мы только начали далекий путь.

Мы поехали вдоль ручья и вскоре увидели перед собой стены асиенды, окружавшие теперь огромное пепелище. У входа нас никто не задержал, тем не менее я помедлил, перед тем как въехать во двор. Виннету сразу же понял меня и сказал:

— Пусть мой брат Шеттерхэнд поищет переселенцев сначала один. Ведь именно краснокожие люди напали на асиенду. Если кто-либо здесь спрятался и увидел нас, то он может принять наш отряд за вернувшихся юма и убежать, так что мы не сможем получить никаких сведений.

Итак, я один заехал во двор. Я увидел закопченные до черноты остатки стен, обыскал их, но не нашел ни единой живой души. Тогда я попытался разыскать кого-нибудь за стенами этих развалин. Направившись к юго-западному углу усадьбы, я сразу увидел человека, причем белого, медленно шедшего мне навстречу. На нем был длинный черный сюртук, придававший его владельцу вид духовного лица. Когда он увидел меня, то остановился, как громом пораженный.

— Buenos dias![73] — приветствовал я его. — Вы жили на этой асиенде, сеньор?

— Да, — ответил он, сверля меня своими колючими глазками.

— Кто ее хозяин?

— Сеньор Мелтон.

— Ах, вот как! Он-то мне и нужен. Мелтон — мой знакомый.

— Мне очень жаль, что вы его не встретили. Он поехал в Урес вместе с сеньором Тимотео Пручильо, прежним хозяином, чтобы оформить покупку по всем правилам.

— А с ним были его друзья?

— Оба сеньора Уэллера? Нет. Они поехали вверх, на Фуэнте-де-ла-Рока[74].

— А немецкие рабочие?

— Они вместе с обоими сеньорами тоже направились вверх, где их ожидают индейцы юма. Они, должно быть, его большие друзья, потому что все время спрашивали про сеньора Мелтона. Могу ли я узнать, кто…

Вдруг он прервал фразу. Он продолжал свой путь, а я ехал возле него. Мы только что повернули за угол. Он увидел троих индейцев, остановился и замолчал, испуганно уставившись на апача, а потом крикнул по-английски, тогда как до сих пор мы пользовались только испанским языком:

— Это же Виннету! Тысяча чертей! Сам сатана привел его сюда!

При последних словах он повернулся и побежал, перепрыгнув с разбега через широкий ручей, и помчался, как затравленный зверь, по покрытой пеплом лесной гари, среди обгоревших остатков деревьев и кустов. Виннету тоже видел и слышал его. Он тронул коня, проехал мимо меня, ни слова не говоря, и помчался за беглецом. Конечно, он знал этого человека, и, похоже, в его худших проявлениях, потому что теперь, в создавшихся условиях, считал целесообразным нагнать на беглеца страху.

Но это оказалось нелегко. Бесчисленные обгорелые головни толщиной в руку, почти сливающиеся по цвету со слоем пепла, нельзя было различить при быстрой скачке, а это очень легко могло привести к падению коня, который мог переломать ноги. Виннету понял это после того, как его вороной несколько раз споткнулся. Он остановил коня, спрыгнул на землю и продолжил погоню.

Если бы я знал, что встреченный человек — враг и его надо схватить, я бы с легкостью всадил ему пулю в голень, чтобы он не смог далеко убежать, но момент был упущен, и я вынужден был оставить эту мысль. Тем более, что Виннету в случае необходимости мог сделать то же самое не хуже меня. Он был великолепный бегун: враги никогда не могли нас догнать. Но здесь он оказался в невыгодном положении: ему мешали ружье и все его снаряжение, тогда как у беглеца ничего на себе не было, и он, подгоняемый страхом, развил такую скорость, какой в иных обстоятельствах никогда бы не достиг. Виннету не смог так быстро, как хотелось, догнать беглеца. Но я знал, что при длительном беге он настигнет преследуемого, потому что апач был гораздо выносливее беглеца.

Бежавшие устремились на высотку, поднимавшуюся за строениями асиенды и полностью выгоревшую. Беглец достиг вершины на целую минуту раньше апача и исчез на той стороне холма. Когда Виннету добрался до вершины, он, как я видел, вначале тоже собирался спуститься вниз, но потом, одумавшись, остановился, оценил расстояние до беглеца взглядом, а затем вскинул ружье. Он хотел было стрелять, но внезапно опустил ружье и решил отказаться от выстрела. Виннету повернулся и начал спускаться. Дойдя до ожидавшего его коня, он снова сел в седло и перебрался через ручей.