Сатана и Искариот. Части первая и вторая - [64]

— Уфф! — удивленно вскрикнул мимбренхо, когда я появился из-за куста, за которым, как за ширмой, переодевался. — Я тебя узнал с трудом, — и он покраснел от смущения. — Но именно так мы, мальчишки, и представляли себе Олд Шеттерхэнда, когда нам рассказывали о нем и о Виннету.

Невольно обрадовавшись моему преображению, он смутится еще больше; я постарался ободрить его, дав ему в руки медвежебой, и при этом сказал:

— Мой юный краснокожий брат может оставаться здесь и держать ружье, которое мне пока не нужно. Как только появятся юма, я поеду навстречу, чтобы поговорить с ними. Если их окажется так много, что они осмелятся на меня напасть, то мы, чтобы сдержать их, будем защищаться в нашем убежище.

Стоя возле крайних кустов, я внимательно наблюдал за дорогой, по которой мы только что приехали. Как я предполагал, так и произошло. Короткое время спустя я заметил вдали трех всадников, рысью передвигавшихся по прерии. Я поскакал им навстречу, приняв позу человека, совершенно беззаботно едущего своей дорогой. При этом я наклонился вперед, показывая всем своим видом, что очень устал и нисколько не обращаю внимания на открывшуюся передо мной прогалину.

Увидев меня, они насторожились; но поскольку за мной ни одного всадника больше не появилось, они решились ехать дальше. Уж одного-единственного всадника они явно не боялись. Я же вел себя так, будто все еще их не замечаю, однако удерживал штуцер поперек седла, чтобы одним движением привести его в боевую готовность. При этом я был убежден, что они меня не узнают, по меньшей мере — разглядят не сразу, потому что еще не видели меня в новой одежде, столь изменяющей мой вид, а кроме того, я так надвинул на подбородок кончик пестрой мексиканской гаргантильи[65], защищающего от солнца шейного платка, и нахлобучил до самых глаз широкополое сомбреро, что на всем лице остался видным один лишь нос.

Теперь они настолько приблизились ко мне, что я мог не только видеть их, но и слышать топот копыт. И вот я выпрямился, как будто только сейчас их заметил, и придержал свою лошадь, которую они видели впервые. Индейцы остановили своих животных шагах в десяти-двенадцати от меня; это оказались трое из пяти моих сторожей. Один из них обратился ко мне на обычном смешанном наречии:

— Откуда едешь?

— С асиенды Арройо, — ответил я, слегка изменив голос, что мне было нетрудно, так как платок наполовину прикрывал мой рот.

— И куда направляешься?

— К Большому Рту, вождю храброго племени юма.

— А как выглядит теперь асиенда?

— Она разрушена, просто полностью уничтожена.

— Кем?

— Индейцами-юма.

— И ты едешь к ним? Чего же ты ищешь у них?

— Хочу договориться с ними о стадах, которые они угнали.

— И о чем будут переговоры?

— Я послан асьендеро, который готов откупить свой скот, и вождь юма может через меня назначить ему цену.

— Твои труды напрасны, потому что вождь не продаст стада.

— Откуда вы это знаете?

— Мы принадлежим к его воинам.

— Тогда вы, конечно, должны знать, что он захочет сделать, а что — нет; но я все-таки хочу поговорить с ним, потому что обязан выяснить все до конца.

— Похоже, ты не знаешь, как это опасно. Воины-юма выкопали топор войны с белыми людьми.

— Я слышал об этом, но ничуть не беспокоюсь, потому что роль посла гарантирует мне неприкосновенность. Где разбили лагерь воины-юма, нападавшие на асиенду?

— Об этом ты не должен знать, потому что не надо ездить так далеко. Если ты подождешь тут или медленно поедешь по нашим следам, то очень скоро увидишь вождя во главе пятидесяти его воинов.

— Благодарю тебя. И всего тебе наилучшего!

Я сделал вид, словно собирался ехать дальше, хотя знал, что они хотели бы задать мне еще много вопросов. Как раз эти-то вопросы и были мне интересны, потому что по ним я надеялся догадаться о том, что хотел узнать.

— Стой! Подожди-ка! — раздался требовательный голос. — Ты, значит, говорил с асьендеро?

— Разумеется! Как иначе я мог бы стать его полномочным представителем!

— И он находится на дороге в Урес вместе с неким бледнолицым по фамилии Мелтон?

— Бледнолицего по фамилии Мелтон я не видел.

— А может быть, ты встретил еще одного белого по фамилии Уэллер или его сына?

— Нет, таких я не встречал.

— Так, может быть, ты не видел и отряда наших воинов, которыми два дня назад эти бледнолицые были взяты в плен?

— Нет. Я видел только асьендеро и говорил лишь с ним.

— Где?

— На развалинах его дома. Я приехал на асиенду, чтобы отдать долг. На эти деньги он и хочет выкупить скот. Он попросил меня догнать юма и обговорить сделку.

— А у кого сейчас деньги — у тебя или у него?

— У него, разумеется.

Они до сих пор еще не узнали меня и озадаченно переглядывались. Говоривший со мной индеец задумчиво произнес, вовсе не обращая на меня внимания:

— Что-то должно было произойти! Асьендеро еще здесь, а других бледнолицых почему-то с ним нет! И наших воинов не видно, хотя они должны возвращаться к нам! Он хочет выкупить скот, и у него есть деньги! Тогда все может пойти по-другому! А где же находятся чужеземные бледнолицые, которых вместе с женами и детьми ожидали наши братья, чтобы увести их в горы?

Другие недоуменно качали головами, а говоривший снова повернулся ко мне: