Сатана и Искариот. Части первая и вторая - [138]

— Нам надо вернуться, — сказал я. — Здесь нам больше делать нечего. Прежде всего следует добраться до воды.

— А если он по дороге умрет?

— Что ж! Утешением нам может послужить сознание того, что здесь он также бы умер. Я возьму его к себе в седло.

— Вы сможете поднять такого большого, тяжелого мужчину!

— Это надо сделать, потому что иначе перевезти его не на чем.

Конечно, для того чтобы положить Голиафа поперек седла, потребовалось немало усилий как наших, так и раненого. Он взвыл от боли, но сразу же снова потерял сознание. Положив его на коня, я отправился назад, но не тем же самым путем, которым мы сюда приехали, потому что он оказался бы кружным, ибо наш караван тем временем значительно переместился, а другой дорогой. Отряд двигался к востоку, мы же скакали на север, значит, теперь мы должны были ехать по диагонали — на юго-восток.

Мой вороной нес тяжелый груз, но он был достаточно сильным, чтобы, несмотря на такую ношу, перейти в галоп. Я вынужден был мчаться галопом, потому что этот аллюр самый постоянный, а значит, меньше всего досаждает раненому. Тот затих и лежал передо мной словно мертвый. Когда мы добрались до нашего отряда, не только силы моего жеребца, но и мои были почти на исходе.

Конечно, привезенный нами несчастный привлек всеобщее внимание. Послышались крики и восклицания, люди толкались, чтобы увидеть раненого. Виннету, как обычно, оставался спокойным. Он отогнал любопытных, помог мне снять Геркулеса и занялся изучением раны. Помогать ему при этом было излишне, потому что апач разбирался в ранениях как никто другой.

— Кость не раздроблена, — заявил он через некоторое время. — Человек этот останется жить, если только справится с лихорадкой. Дайте мне воды!

Возчики держали для своих мулов под повозками полные ведра воды, так что требование Виннету было немедленно выполнено. У индейца была такая нежная рука, что раненый под ее прикосновением ни разу не застонал. После того как его ополоснули холодной водой и перевязали, ему устроили место в одном из фургонов. Потом отряд снова двинулся в путь.

Если кто-либо ожидал, что Виннету, после того как мы снова поехали рядом, станет расспрашивать меня о Геркулесе, то он ошибся. Апач задумчиво смотрел перед собой. Мне было знакомо такое выражение его лица. Он пытался найти верный след без моей помощи. Через какое-то время он поднял голову; удовлетворенный взгляд, который он на меня бросил, показал мне, что он о чем-то догадался. Поэтому я спросил его:

— Мой краснокожий брат не стал ни о чем меня спрашивать и сам обо всем догадался?

— Я думаю, что раненый из тех бледнолицых, которых обманул Мелтон.

— Конечно. Это был единственный человек, которому я доверял и рассказал о своих планах.

— Он будет также единственным, кому удастся избегнуть общей судьбы несчастных переселенцев. Олд Шеттерхэнд, конечно, знает, кто его ранил?

— Конечно. Это были Уэллер и его спутник, нам пока еще неизвестный. Раненому принадлежало второе ружье, которое было у этого незнакомца.

— Тогда раненый, как только придет в себя, сможет нам рассказать, кто же был этот второй всадник.

— А это скоро произойдет?

— Трудно сказать. У бледнолицего могучее здоровье, и у него очень крепкая голова — любой другой череп был бы размозжен. Кости-то целы, но кто знает, в каком состоянии находится под ними мозг? Я бы очень хотел, чтобы он пришел в себя и смог заговорить, потому что он был в Альмадене и смог бы нам рассказать, что там произошло.

— Это благодаря моему предостережению он стал таким осторожным, иначе ему бы была суждена та же участь, что и всем остальным. Он бежал, а Уэллер со своим спутником преследовали его. Это мне ясно.

— Да, это так. Но есть еще кое-что. Не думает ли мой брат, что у обоих бледнолицых была только эта причина, для того чтобы покинуть Альмаден?

— Нет, вряд ли. Если бы причина была только одна, то они бы сразу вернулись, после того как они напали на беглеца, но они же поскакали дальше. Вероятно, они с большим нетерпением ожидали фургоны, а когда те не пришли в обусловленный срок, они поскакали навстречу.

— И я так думаю. Не хочет ли мой брат поговорить с Уэллером? Может быть, стоит послушать, что он расскажет про раненого.

Такому приглашению я с большой охотой последовал, потому что мне и самому не терпелось услышать, что скажет наш пленник. Я подождал, пока наши мулы не отдохнут возле быстрого ручья. Геркулес все еще не приходил в себя. Пока Виннету приводил его в себя, я подошел к Уэллеру, который лежал связанным на земле, и спросил:

— Вы, пожалуй, знакомы с тем беднягой, которого так жестоко избили?

— Конечно, я его узнал, — ответил он мне, не задумываясь. — Вы же знаете, что на корабле я имел честь обслуживать вас и его.

— Благодарить нам вас за это не приходится, и было бы лучше, как для нас, так и для вас, чтобы вы о нас не заботились. Теперь Геркулес, возможно, заплатит за ваше внимание жизнью! Это ведь вы нанесли ему прикладом удар по голове, который мог лишить моего соотечественника жизни.

— Я? Что за идея! Мастер, вы хотите быть проницательным человеком, а на самом деле глубоко заблуждаетесь! Как это вы додумались, что именно я захотел его убить?