Сатаки и я - [2]

– Ха, ха! – рассмеялся он, а вслед за ним и его жены. Затем он успокоил их и сказал мне очень серьезно:

– Я уже давно думаю о тебе. Я рад, что ты пришел ко мне. Что касается вашего собственного вигвама для тебя и Сатаки, возможно, что этого не будет и следующей зимой. Но ты уже подрос и достаточно силен, чтобы сделать то, о чем не заботится твой отец-игрок, – обеспечить свою мать хорошим вигвамом и другими нужными ей вещами. Уже давно, готовясь к тому времени, когда ты придешь ко мне, я кое-что отложил для тебя.

При этих словах его старшая жена – «жена, которая сидит рядом с ним», достала из кучи парфлешей продолговатый узел из кожи самки бизона. Дядя жестом показал ей, чтобы она передала его мне. С нетерпением я раскрыл его и сразу же увидел лук в сумке из шкуры выдры [5] и колчан со многими стрелами.

Там был также пояс, расшитый иглами дикобраза, на нем был чехол с хорошим ножом. И наконец там же была маленькая сумочка с кремнем и кресалом.

– И все это вы даете мне?

– Да, все это тебе. Все эти вещи я забрал у кроу, которого убил пять зим тому назад. Лук очень добычливый, я им уже пользовался. Стрелы с хорошими наконечниками, не потеряй их. Пока же ты будешь охотиться вместе со мной и поедешь на каком-нибудь из моих скакунов, обученных охоте на бизонов.

– Вы очень добры ко мне, очень щедры. И когда мы поедем охотиться на бизонов?

– Завтра, рано утром. Теперь беги домой и хорошо выспись.

Когда я ложился спать, то повесил свои подарки прямо над ложем, на котором спали мы с братом. А утром при первых проблесках наступающего дня я с ужасом увидел, что на шестах моих вещей нет.

– Мама! О, моя мама! Мои лук и стрелы, все мои подарки украдены, – завопил я.

Она сразу же проснулась, а с нею и мой младший брат, который громко заплакал.

– Твои подарки исчезли? – переспросила она.

– Да! Украдены! Этой ночью, прямо вон с тех шестов!

– Подожди! Помолчите немного! Слышите? – спросила она.

Мы задержали дыхание и прислушались: из другого конца большого лагеря неслись низкие, глубокие звуки печальной и торжественной песни игроков.

– Случилось то, чего я боялась! – воскликнула мать. – Там, где поется эта песня, там и ваш отец, а с ним и твои подарки.

– Так больше продолжаться не может, – говорила она. – Он крал мои вещи, проигрывал их, и я молчала. Но теперь, когда он взял вещи моего сына, – о, я найду способ вернуть их обратно!

Говоря это, она торопливо оделась, закрывшись своим плащом. Я также оделся, мой младший брат накинул на себя плащ из телячьей кожи, и мы последовали за ней к вигваму Птичьего Треска.

– Брат, помоги мне! Мой муж играет сейчас на вещи, которые ты дал Апси, – крикнула она ему.

– Ха! Он это делает? Может статься, это будет его последняя игра! – взревел он.

Мгновенно он выскочил наружу. На нем была только набедренная повязка, волосы растрепаны, глаза дико расширены. Могучий мужчина, он был страшен в гневе.

Ему не нужно было спрашивать, где идет игра: из ближайшего вигвама раздавались звуки песни делавших ставки. Он побежал туда, мы последовали за ним. У входа моя мать и брат остановились, но я двинулся за дядей и сразу же увидел свои красивые подарки в груде других вещей слева от игроков. Справа сидел безучастно мой отец. По выражению его лица я понял, что он, как всегда, проиграл.

– Эй ты, Пятнистый Медведь! – прокричал дядя, указывая на него пальцем правой руки. – Где те вещи, которые я дал вчера Апси?

Прежде чем мой отец смог ему ответить, он увидел их среди выигрышей победителей, решительно пересек линию игроков, оттолкнул одного из них своим плечом и схватил лук и колчан.

– Слушай! Положи их обратно, они теперь мои, – воскликнул один из сидящих игроков.

– Нет, не твои! Они принадлежат моему племяннику, я их отдал ему. А это ничтожество украл их. Каждый может забрать свою собственность, где бы он ни нашел ее. Юноша еще слаб, и я это делаю за него.

Победитель повернулся к моему отцу и уставился на него.

– Что ты за человек? – рявкнул он. – Приходишь сюда и играешь на наше честно нажитое имущество ворованными вещами! Сейчас же убирайся из моей палатки и держись от нее подальше. Больше я с тобой никогда не буду играть!

– И я! И я! И я! – закричали остальные.

Мой отец поднялся и вышел с опущенной головой вон из вигвама. Дядя снова вручил мне мои вещи.

– Пойдем ко мне и поедим. Скоро мы, ты и я, должны выехать в прерии.

Пока его жены занялись подготовкой завтрака, я отыскал дядин табун (он пасся чуть ниже лагеря), сгонял его на водопой, а после привел к вигваму хозяина. Он вышел и отобрал двух быстрых лошадей. Из них большая черная, как я хорошо знал, любимейшая лошадь дяди, предназначалась мне. Мы привязали их к кустам и отправились к реке искупаться. Затем по возвращении в палатку дядя тщательно расчесал свои длинные волосы и уложил их, нанес на лицо, руки и мокасины священную бурую краску – он очень следил за своей внешностью.

Я думал, что в день охоты он мог бы одеться и побыстрее. Мне так хотелось отправиться на охоту, что, когда женщины поставили перед нами еду, я съел всего несколько кусочков мяса и пошел седлать своего черного скакуна.