«Сашина философия» и другие рассказы - [49]

Просторная однокомнатная квартира на восьмом этаже всеми двумя окнами смотрела во двор. В подъезде пахло краской, кнопки в лифте светились желтеньким. И школа, куда он перешел, тоже пахла краской. На ее фасаде красовался портрет нового моложавого генсека партии. Его лицо излучало оптимизм. Школа — посреди двора, ее фасад обращен к подъезду. Можно смотреть на генсека хоть из своего окна, хоть со стороны подъезда или, скажем, двигаться по тропинке к школьному двору, и всегда все взоры встречаются с его взглядом. Костику это сразу понравилось.

Осваиваться в новом коллективе всегда не просто…

Новая классуха оказалась дамой в возрасте. Она представила Константина седьмому «А» и указала его место во втором ряду. Костик сел и осмотрелся. Новые одноклассники облачены в синюю форму, а девчонки — в коричневые платья. Как будто ничего нового, все как в любой другой школе. Единственным, кто в классе выделялся, был белобрысый рослый парень. Он, одетый в вязаный свитер, восседал один за самой дальней партой. Перед ним не было ни учебников, ни тетрадей.

Костика разместили с тихим пацаном по имени Леха. На уроке Костик шепотом поинтересовался у соседа о том, кто таков тот рослый белобрысый там, на «Камчатке». Однако Леха оказался неразговорчивым. Буркнул только, что все в школе зовут его Вега. От вопроса «почему Вега?» Леха отмахнулся, сам, дескать, скоро узнаешь. И добавил, что Вега второгодник, два года пропустил потому, что сидел в колонии, «сам нам рассказывал. И лучше бы тебе с этим Вегой не связываться».

Вскоре Константин действительно близко познакомился с выдающимся второгодником. Это произошло на перемене. Костик спустился на первый этаж, и его освистом окликнули из-под лестницы:

— Новенький, сюда иди!

Костик подошел.

— Слышь, сопля, курить есть?

Костик попробовал возразить, мол, я не сопля, и тут же получил в ухо:

— С сегодняшнего дня я зову тебя Соплей и ты откликаешься. Ясно?

Костик всхлипнул, схватился за ухо и кивнул, а Вега продолжил:

— Повторяю вопрос: курить есть?

Костик не курил и сигарет у него не водилось. Он отвел взгляд и снова получил:

— На этот вопрос ты не должен отворачиваться, ты должен молча дарить мне пачку. И запомни, советские я не курю! Будешь всегда приносить мне эти! — белобрысый вынул из брючного кармана пачку болгарской «Веги» и помахал у Костика перед носом.

— Теперь, Сопля, вали учиться. Учти, если завтра курить не будет, я с тобой поговорю уже не так ласково.

Своим ботинком сорок третьего размера Вега поддал Костику под зад, и тот взлетел по лестнице.

…В окно класса стучался осенний дождь. Алгебра совсем не лезла в Константинову голову. Он смотрел на доску, но видел перед собой только белобрысую рожу Веги, его блестящее колечко в ухе. За такие колечки, как ему когда-то объясняли, «хиппарей штрафуют». «А этот… надо же, ухо проколол. Видать, никого не боится. Говорят же, что в колонии побывал». Леха косился на покрасневшее ухо новенького и ухмылялся:

— Что, познакомился с этим? Узнал, с чего его Вегой кличут?

Ненавистная физиономия мерещилась в глазах. Костик не мог считать на алгебре то, что ему задавали — он считал в уме деньги, которые предстоит теперь где-то добывать, чтобы покупать белобрысому сигареты. А еще Костик понял, что боится. Он впервые боялся и не знал, как ему быть. Пожаловаться? А кому? Друзей здесь еще не нажил. Матери? Куры засмеют. И драться бесполезно — Вега на голову выше и в плечах прилично шире будет. Ох, заживется теперь Костику на новом месте! Да и Соплей еще называться не приходилось…

От досады наворачивались слезы…

…Матери дома не было. «Это хорошо — не спросит про опухшее ухо, не придется врать». Костик проверил свой новый тайник в новом шкафу, куда он недавно перепрятал карманные деньги, пересчитал его содержимое и понял, что трех рублей, которые у него скопились, надолго не хватит. Где брать еще — задача неразрешимая. Мать получает, как все — сто двадцать, и других поступлений в семье не бывает. В холодильнике Костик нашел остатки завтрака — вареную картошку. Разогрел ее, но еда не лезла в глотку. Слезы душили. Он решил заняться уроками, уселся в комнате на койку и открыл дневник. Оказалось, что он и задание не записал, от обиды.

Немного погодя Константин оделся, спустился к подъезду и уселся на скамейке. Мимо спешили редкие прохожие, но и этого хватало, чтобы чувствовать иллюзию чьего-то участия.

Сеялась морось, разыгрывался противный ветерок. В этот час Константину показалось, что нет на земле существа более одинокого, чем он. Из-под скамейки послышалось жалобное «мяу». Костик нагнулся и извлек оттуда мокрого дрожащего котенка. «Бедненький». Когда он взял дрожащий комок на руки, ощутил себя совсем не таким уж и одиноким. «Хоть кому-то я здесь нужен». Котенок пригрелся и принялся мурлыкать. Костик засунул его за пазуху, и тот перестал дрожать, задремал. Народ потянулся с работы. В окнах школы засветились яркие огни — заканчивалась вторая смена. Генеральный секретарь все так же бесстрастно следил со школьного фасада за своими подопечными гражданами.

Вскоре к подъезду подошла и Костикова мать. Хорошо, подумалось, что уже сумерки, а то увидала бы ухо, стала бы допытываться. Мать спросила, купил ли Константин хлеба? А про хлеб-то он за весь день ни разу не вспомнил! Она вручила ему два гривенника и отправила в гастроном.