Сашенька - [168]

Сталин меня любил. Я уже дважды был у него на даче с докладом о своей работе. Мы заключили пакт о ненападении с гитлеровской Германией, но все мы понимали, что война будет, и будет скоро. Партия доверила мне курировать вопросы создания новых образцов танков и артиллерийских орудий для Красной армии. Поэтому очередной вызов меня не встревожил, хотя, когда идешь докладывать Сталину, никогда не знаешь, чем это закончится.

Мороз был градусов 20, если не больше. Мы промчались по Можайскому шоссе, свернули на отходившую от него дорогу в лес, поросший дубами, соснами, елями, кленами и березами. На фоне снега резко выделялся караул.

Мы миновали два КПП и наконец оказались перед дачей, где Сталин жил постоянно, — это был простой двухэтажный дом, недавно выкрашенный в защитный цвет на случай близкой войны.

Сотрудник охраны встретил меня у входа и провел внутрь. Кабинет Сталина, всегда заваленный книгами и журналами, был слева по коридору, но Сталин неожиданно вышел из двери справа — там была библиотека, плотно заставленная книжными полками.

— Добрый вечер, бичо. — Он всегда называл меня «бичо», по-грузински это значит «мальчик», «малыш».

— Заходи, пей, закусывай. Ты ужинал? Товарищ Берия уже приехал, сейчас соберутся и остальные, — добавил Сталин.

Разумеется, я уже ужинал, но в те годы мы все работали по ночам, как привык работать Сталин.

Вслед за ним я прошел в большую комнату, украшенную плакатами с портретами киноартистов.

Рядом с огромным обеденным столом стоял небольшой столик, уставленный блюдами, — у Сталина было заведено самообслуживание. У стола с бокалом вина в руке стоял Л. П. Берия. Увидев меня, он поздоровался, тоже по-грузински — нас же было здесь трое грузин в заснеженной России!

Сталин налил вино в бокалы — сначала мне, потом себе — и сел за стол. Я устроился между ним и Берией.

— Ну что, — сказал Сталин, набивая трубку табаком из папирос «Герцеговина Флор», — что там по делу Палицыной?

Я мог только надеяться, что мое лицо не выдаст того волнения, какое я всегда испытывал при упоминании этого имени.

— Она казалась такой твердой большевичкой, настоящей советской женщиной, — продолжал Сталин.

— Помню, я видел ее в кабинете Владимира Ильича в Петрограде. — Он печально покачал головой. — К сожалению, некоторые способны десятилетиями скрывать свое истинное лицо.

Я бросил взгляд на Берию.

— Она во всем созналась, — сказал тот.

— И на суде никаких осложнений не возникло, — вставил я.

— Ты же был с ней близко знаком, правда, бичо? — обратился Сталин ко мне.

Я молча кивнул.

— Они разоружились? Раскаялись? — спросил Сталин, пуская кольца дыма из трубки.

— Иван Палицын разоружился, — хрипло расхохотался Берия.

— Он хорошо держался и в последнее мгновение выкрикнул: «Да здравствует товарищ Сталин!»

Сталин, полуприкрыв веки, посасывал трубку.

— Но Мендель Бармакид, вот старый дурак! — продолжал рассказывать Берия. — Он отказался разоружиться.

— Он всегда был ярым приверженцем партийной этики, — заметил Сталин с явной симпатией.

— Я обращался с Бармакидом так, как вы распорядились, — ответил Берия.

Мне он когда-то рассказывал, как «организовал» автокатастрофу одному товарищу, слишком известному, чтобы его арестовать и расстрелять.

— Бичо, а тебе интересно послушать про Менделя Бармакида? — обратился Сталин ко мне.

— Да, — ответил я, хотя, по совести говоря, мне было страшновато.

— Расскажи, Лаврентий, — приказал Сталин.

— Я ему говорил: «Признайся — и товарищ Сталин сохранит тебе жизнь», — стал объяснять Берия. — И что ж, ты думаешь, он сделал? Как заорет: «Ни за что! Я невиновен и до последнего вздоха останусь верным большевиком!» Да взял и плюнул в лицо — сначала мне, потом Кобулову!

— Вот тут он ошибся, — задумчиво проговорил Сталин.

— Кобулов вышел из себя — ну, и дал ему как следует, от души. Вот и все.

— Какая неуместная гордыня. — Сталин посмотрел на меня. — А курировал это дело ведь ты, бичо?

— Да, товарищ Сталин. Согласно вашему указанию. — При этом я невольно бросил на Берию угрюмый взгляд.

У Сталина была необыкновенно развитая интуиция, он мгновенно перехватил этот взгляд.

— И что же?

— Да ничего особенного, — промямлил Берия, пнув меня ногой под столом. Но, как бы ни был он изворотлив и коварен, скрыть что-либо от Сталина еще никому не удавалось.

— Имело место отступление от норм социалистической законности, товарищ Сталин, — сказал я, превозмогая себя.

— Конкретнее, — потребовал Сталин.

Берия снова пнул меня под столом, но было уже поздно.

— В НКВД работают люди преданные и знающие свое дело, — произнес я, покрываясь холодным потом, — но в данном случае мы столкнулись с редким случаем обывательского подхода и скудоумия.

— Вам, товарищ Берия, об этом известно?

— Я узнал об этом, товарищ Сталин, и провожу служебное расследование.

— А мне казалось, что вы очистили органы от окопавшихся там мерзавцев. Виновные понесут наказание! — Сталин повернулся к нам по очереди, пристально всматриваясь в глаза. — Та-ак! Товарищи Берия и Сатинов, создайте комиссию в составе товарищей Шкирятова, Маленкова и Меркулова. Я жду их выводов в кратчайший срок!

В этот самый момент мы услышали, как во дворе заурчали моторы и захлопали дверцы машин. Сталин поднялся из-за стола и пошел встречать прибывших на обед членов Политбюро. Мы с Берией остались одни.