Саркофаг - [16]

— Коллаборационист! Прислужник вражеский!

… что было тогда? Батарее советских тяжёлых гаубиц было абсолютно безразлично, кто из немецких союзников наносил ей потери в "живой силе и технике".

Гаубицам, этим грозным "богам войны", постоянно нужны указания, куда посылать снаряды. Гаубицы — серьёзные орудия, специальные, нужные, грозные и полезные, но "слепые", как и любая тяжёлая артиллерия. Гаубицы хороши, необходимы, но, как и миномёты, они нуждаются в корректировке при уничтожении "закрытых" вражеских позиций. Неповоротливы они, "тяжёлые" поэтому и сами уязвимы.

Тогда командир избиваемой батареи мог бы достойно ответить врагам, артиллеристы знали своё дело, но для успешной стрельбы по вражеским целям нужны данные! А их нет, без указаний, куда посылать снаряды, гаубичные расчёты с доверенными им орудиями ни хрена не стоили! Где батарея врагов!? Где наши корректировщики? Мрак! И связи нет! Как всегда. Больное, уязвимое место армии того времени — связь. Нужно думать, что на тот момент вражеские корректировщики работали лучше. Ох, как нужна, связь, иначе от батареи ничего не останется, а если что и останется, то совсем малое, и то малое имеет много возможностей пойти под трибунал! Кто станет учитывать доводы командира, что у него не было связи!?

…и тогда старший телефонист батареи был послан выполнять армейский долг — и не вернулся. На войне, рассказывают, такое часто случалось. Наступила очередь отдавать воинский долг для младшего телефониста, родителя моего: катушку с проводом — за спину, аппарат телефонный, полевой, армейский — в руки, трёхлинейку имени Мосина за спину — и вперёд, раб Божий, выполнять приказ!

Родитель был невысокого росту. Малой фантазией своей пробовал иногда представить отца стоящим в строю с винтовкой Мосина образца 1861/30 года. Винтовку и примкнутый к ней штык о четырёх гранях я видел, а вот отца — нет. Винтовка по длине была выше отца, отец на гренадера явно не тянул. То ли по причине малого роста, то ли из-за тяжести винтовки, или по христианской вере, кою отец признавал и чтил:

— "Не убий"! — полностью, без рассуждений, отец верил в "Нагорную проповедь" и, отправляясь выполнять приказ, личного оружия не взял. Зачем оно? Что оно против вражеских снарядов? Не любил человек оружия, боялся его. Сегодня кое-кто назвал бы отца "пацифистом", но на то время у отца было всего лишь звание "вражеский прислужник".

— Да, но если тебя убивают!?

— Если ты отвечаешь тем же, то где разница между вами? Вдумайся. А тогда я прочитал "Отче наш" и отправился выполнять задание. Мне везло: когда выбрался из окопа и пошёл в полный рост вдоль линии связи, огонь немецкой батареи вроде бы стал слабеть…

— Шёл в полный рост!?

— Да, в полный рост. Гнись, не гнись — какая разница? Если "достать" — и согнутого достанут, а если нет — то и в полный рост пройдёшь.

— Понятно! "Фаталист". Чего тебе было гнуться? Твои вчерашние работодатели узнали тебя! Они в "своих" не стреляли — издевался я.

— Может, и узнали — ничуть не обиделся отец и продолжал:

— Добрался до порыва линии, всё сделал быстро и удачно, доложил о исправности связи и повернул назад. Связь заработала, наша батарея вступила в дуэль и полностью рассчиталась с вражеской батареей, вздумавшей тягаться с тяжёлыми гаубицами. Или гаубицы сделали свою работу чисто и аккуратно, или у врагов закончились боеприпасы — теперь никто не выяснит, но стрельба прекратилась, и стало тихо до звона в ушах. Меня ангел вёл: ни контузий, ни ранений от чужих снарядов не получил. Страха не было, а пугаться было от чего. Даже командир подивился моей везучести! — знал бы командир, каким рискам подвергался отец совсем недавно!

— Он только ругал меня, что, отправляясь в "походы" на восстановление связи я не брал личного оружия.

Когда немцы нас "нащупали" и принялись "обрабатывать", то первым делом мы потеряли связь. Восстанавливать линию отправился старший телефонист и погиб. Батарея молчит: куда стрелять? Нет корректировки! Командир говорит:

— Восстановишь связь — к "герою" представлю!

Не рвался я в герои, не волновал меня героизм ни с какой стороны. Не мог я выйти в "герои" со своим прошлым. Какие мне "герои"!? Для меня всё было, как в пословице: "Не до жиру, быть бы живу"! И вообще никогда не видел себя героем: ни в мирную жизнь, ни в войну. Где я, а где — "герой!?" И в добровольцы не рвался, разумеется, но от порученного дела не уклонялся. Нельзя от своей работы уклоняться. По положению "младшего телефониста" это меня нужно было первым послать восстанавливать связь в тот жуткий обстрел батареи, а не старшего телефониста. Вот если бы меня убили — тогда пошёл бы старший, а если бы гаубичное подразделение вообще осталось без связистов — вот тогда и нужен был герой не из телефонистов. Восстановил бы какой-нибудь подносчик зарядов или наводчик орудия связь — да, это "героизм" потому, что человек выполнил не свою работу, и только за одно такое деяние его "героем" признать нужно. А если свою работу делаешь, то какой в этом героизм? Тогда командир сказал:

— Восстановишь связь — к "Герою" представлю! твой "Герой" будет! Обещаю! Ты маленький и незаметный, проскочишь. Действуй!