Саркофаг - [18]
СЕРГЕЕВ. У пятого, по-моему, с печенью и легкими получше. Но пересадка костного мозга нужна. Ему - в первую очередь. Но нет донора... Как на зло, у всех есть, а у того, кому реально можно помочь, - нет.
ПТИЦЫНА. У американца, что прилетел, тоже нет? На пресс-конференции он сказал, что может сразу же запросить в европейском и американском банках. Может, там есть?
СЕРГЕЕВ. Запросит. Но это долго - надо разыскивать, потом привезти сюда... Долго! Иногда теряюсь от собственного бессилия.
ЛЮБОВЬ. Теперь сниться будет, каждую ночь.
ПТИЦЫНА. Думаешь, дочка, мне не снится? Вот где добрых сорок лет. Без перерыва.
ЛЮБОВЬ. Но так же с ума можно сойти!
ПТИЦЫНА. И сходили, дочка. Но что поделать, других-то нет, только мы. И кто, кроме нас?
ЛЮБОВЬ. Уеду...
ПТИЦЫНА. Не держу. Но вы уже, дочки, никуда не денетесь. Попроситесь к нам навсегда. И он (кивает на Сергеева) возьмет, обязательно возьмет, потому что не сможете нигде... Только здесь... Когда-то мы с Аннушкой были такими, как вы. Однажды остались здесь. И уйти не смогли. Потому что там, на улице, жизнь другая. Пресная, что ли... А тут, дочки, боль, непереставаемая боль, как у каждого из них (кивает на боксы), и эта боль наша жизнь... Нас с Аннушкой не будет, вы останетесь здесь. И такие же девчонки придут, а вы учить их станете, как их боль (кивает на боксы) на свою душу принять. И будет у вас тут, у сердца, болеть всегда...
Телефонный звонок. Трубку берет Анна Петровна.
Кивает Сергееву.
АННА ПЕТРОВНА. Вас, Лев Иванович. Из министерства.
СЕРГЕЕВ. (В трубку). Да, это я... Обязательно? Тут у нас плохо, вас так нечем... Ну, это вам виднее, мы готовы, если настаиваете... Встречу... (Кладет трубку). Вот и Кайл, легок на помине. К нам едет. Хочет своими глазами посмотреть, что у нас...
ПТИЦЫНА. Где же он такое еще увидит...
СЕРГЕЕВ. Через несколько минут подъедут. Вы тут порядок наведите, впервые все-таки профессор из америки у нас... Так что подготовьтесь... Он к нам для консультации.
ПТИЦЫНА. Посмотрим, что он наконсультирует...
СЕРГЕЕВ. Лидия Степановна, помягче, пожалуйста. Все-таки большая политика... Он с прессой встречается, рассказывает. Ему там, на западе, верят.
ПТИЦЫНА. Жаль, что не нам... Не волнуйтесь, директор, встретим на высшем уровне.
Сергеев уходит.
ВЕРА. Я посмотрю, что там у них (показывает на боксы).
ПТИЦЫНА. Разбежались, дочки! А я передохну, что-то притомилась. Да и марафет мне нужно наводить: старуха она и есть старуха.
ЛЮБОВЬ. Ну что вы, Лидия Степановна...
ПТИЦЫНА. Иди, иди, дочка. Это я хорохорюсь. Неужто, думаешь, мне перед американцем показаться не хочется? Успею, пока они переоденутся, обработку пройдут... Успею.
Анна Петровна, Любовь и Вера уходят по боксам.
Появляется Бессмертный.
БЕССМЕРТНЫЙ. Это тот знаменитый Кайл? Очень интересно. Я как раз в одной его статье противоречие обнаружил...
ПТИЦЫНА. Вот и затевай дискуссию пусть знает, какие у нас пациенты образованные.
БЕССМЕРТНЫЙ. Я не шучу...
ПТИЦЫНА. Я тоже. Это старое, как мир, представление, что мы русские, должны обязательно у кого-то учиться. То у французов, то у немцев, то у англичан, то у американцев...
БЕССМЕРТНЫЙ. Передавали по радио, что Кайл лекарство привез. Чуть ли не на полмиллиона!
ПТИЦЫНА. За это спасибо. Но я не о Кайле. Предлагать нам будут разные способы дезактивации и лекарства... Будем, конечно, покупать, а они ждать, что у нас получиться. Испытывать на нас. Экспериментировать.
БЕССМЕРТНЫЙ. Что-то уж так мрачно...
ПТИЦЫНА. Ворчу? Может быть. Но обидно, что снова на нас. И не впервой. Сейчас шумят, мол, русские такие и этакие - ничего не сообщили об аварии. Продукты наши не покупают, наши суда и самолеты не пускают к себе - зараженные, пишут... Бум такой устроили, что впору белой простынью накрываться и кладбище... А пройдет несколько дней, отшумят, проситься в зону аварии начнут. Опыта за наш счет поднабраться. Мы уши развесим, разулыбаемся, мол, приезжайте, гости дорогие, встретим с хлебом-солью...
БЕССМЕРТНЫЙ. Душа русская широкая.
ПТИЦЫНА. Учат нас, учат, а мы все нараспашку.
БЕССМЕРТНЫЙ. Так было, есть и будет! Иначе не можем. Своего горя невпроворот, а над чужим плачем. Но про Кайла вы зря. Ведь он со своими детьми к нам приехал. Другие увозят, а он привез. Хороший человек. Не чужое ему наше горе. А это дороже миллионов.
ПТИЦЫНА. Это верно. И у меня, наверное, депрессия, как сказал Лев Иванович. Видишь, и тут без иностранного словечка не обошлось. А ведь проще - тоска безысходная. Пустая беспредельная тоска, и деться, сбежать от нее некуда.
БЕССМЕРТНЫЙ. А все туда же - в работу.
ПТИЦЫНА. Ты и впрямь в утешителях. Молодец! Поднялся - таки, а когда-то мертвецки пьяным лежал. На карачках жил, будто собачонка.
БЕССМЕРТНЫЙ. Я ею и остался по сути-то...
ПТИЦЫНА. Ну ладно, ты-то не хандри. Последний оптимист.
Появляется из бокса Анна Петровна.
БЕССМЕРТНЫЙ. (Наклоняется к Птицыной, шепотом). Маленький вопрос. Верно, что вы про меня писали - изменения в костном мозге, потеряна индивидуальность его?
ПТИЦЫНА. Верно. Зачем тебе это?
БЕССМЕРТНЫЙ. Значит он, мозг мой, эталонный?
История создания советского ядерного оружия остается одним из самых драматичных и загадочных сюжетов XX века. Даже, несмотря на то, что с 29 августа 1949 года, когда на Семипалатинском полигоне была испытана первая атомная бомба, прошло 70 лет. Ведь все эти годы наша страна продолжает вести тайную войну с Западом. Эта книга необычная по двум причинам. Во-первых, о создании отечественного ядерного и термоядерного оружия рассказывают те самые ученые, которые имеют к этому прямое отношение. Во-вторых, они предельно откровенны, потому что их собеседник – человек, посвятивший изучению истории «Атомного проекта СССР» более полвека своей жизни, а потому многие страницы этой истории известны ему лучше, чем самим ученым – все-таки секретность властвовала над судьбами всех.
Книга писателя и журналиста, редактора газеты «Правда» по отделу науки Владимира Степановича Губарева повествует об аварии на Чернобыльской АЭС, об истории развития отечественной атомной промышленности, о настоящем и будущем мирного атома.
Все, что связано с созданием нового оружия, окружено глубокой тайной и в Америке. Возникает тотальная система секретности, прорваться сквозь которую практически невозможно. Однако советской разведке это удается, и в Москву направляются довольно подробные материалы о ходе работ по созданию атомной бомбы.Но разведке еще суждено сыграть свою роль, когда все добытые ею материалы начнут попадать в руки Игоря Васильевича Курчатова. А пока события развиваются своим чередом, и их хроника напоминает детективный роман с захватывающим сюжетом.
«Кузькина мать» — так называлась самая мощная термоядерная бомба, взорванная на Новой Земле. Говорят, что создание «супербомбы» стало переломным этапом не только в истории «Атомного проекта СССР», но и в ядерной гонке между СССР и США.О том, кем и где создавалась она, рассказывается в книге известного писателя и журналиста Владимира Степановича Губарева, автора многочисленных книг и статей о великих достижениях Советского Союза в науке и технике.
Эпоха рождает гениев только в том случае, если предстоит изменить жизнь коренным образом. Это случается очень редко. Нам повезло! Появился ученый, который сначала научил летать самолеты, потом создал крылатые «пули», пересекающие континенты за считаные минуты, побывал в центре термоядерного взрыва, чтобы описать происходящее там, и, наконец, рассчитал дороги в космос, по которым полетели спутники Земли, космические корабли и межпланетные станции к Луне, Марсу и Венере. 14 лет он стоял во главе науки Советского Союза и за эти годы вывел ее в мировые лидеры, хотя многие считали, что такое невозможно.
Его именем названы пик на Памире и кратер на Луне. Его «изделия» стали основой Ракетных Войск Стратегического Назначения СССР. Им создан легендарный «Сатана», занесенный в Книгу рекордов Гиннесса как «самая мощная межконтинентальная баллистическая ракета в мире».Окончив Московский авиационный институт по специальности «самолетостроение», в молодости Михаил Янгель работал с величайшими советскими авиаконструкторами – «королем истребителей» Поликарповым, Микояном, Мясищевым, – но главным делом его жизни стали ракеты.