Сара - [75]

— Джентльмены, спокойствие, у нас случайно разрядился пистолет.

Этот голос погасил вспыхнувшую в баре панику, и очередь тоже расслабилась.

Я вглядывался в свет, бьющий сверху вниз. Нечаянно оступившись, я натолкнулся на соседку по очереди.

— Господи помилуй, — нашептывало это существо, когда я повернулся, чтобы извиниться. Глаза закатились: остались видны только белки и подведенные синие веки, дрожавшие точно выпавшее из формочки желе. Пальцы были судорожно растопырены.

— Блин! — фыркнула Пух. — Ну и видик.

Я подхихикнул, несколько натужно, и глаза ее вновь подозрительно прищурились.

— Мы почти подошли, — заметил я, указывая на вход в гробницу Священного Джакатопа.

Она мотнула головой.

— Наконец-то. Когда в баре пальнули, я уж подумала, Ле Люп за мной прикатил, пока не вызвали шерифа. И пусть меня повесят, если мы в самом деле попадем туда.

Я ощутил признательность, что она вот так, общается со мною на равных, наконец сняв бойкот.

— У тебя естественный цвет волос? — полюбопытствовала Пух, осторожно тронув мои светлые локоны, затем с отвращением дернула свои обесцвеченные лохмы платинового оттенка и бросила клок волос на землю. — Всегда завидовала натуральным блондинкам.

Тут она заметила, что я уставился на ее шевелюру. Издав звук, который может произвести орангутанг, растрепала волосы, обнажая пролысины.

Смущенно кашлянув, я заметил:

— Вообще-то и я не блондинка. В смысле — не альбинос.

В это момент по нам пальнули комком жеваной бумаги. Пух тут же встала на носки, чтобы рассмотреть, кто это шалит в конце очереди. Остальные ящерицы издевательски защелкали языками.

— Чего уставилась? — рыкнула на меня одна тоном, от которого заскребло на сердце, словно по нему проехались пилкой для ногтей.

Мы опять в полном безмолвии стали продвигаться ко входу. Пух то и дело оборачивалась ко мне, корча уморительные гримасы. Я невольно прыснул и тут же потупился, ожидая немедленного наказания за столь неприличное поведение, но тут же услышал, как все благоговейно заматюгались. Подняв глаза, я увидел светящуюся ауру Джакалопа из бара, до которого нам оставалось каких-то шесть футов, и зашептал точно то же самое.

Пух вступила в каменный проем, и, запнувшись на пороге, я чуть было не воткнулся лицом в ее задницу.

Многие владельцы баров тщетно пытались скопировать Священного Джакалопа, водружая его повыше и делая подсветку поэффектнее. Но это все равно что делать икону из комара, расплющенного на ветровом стекле, пользуясь случайным сходством, и что в биттер ни лей — он от этого не станет бренди.

Говорили, хозяин этого бара научился разным штучкам-дрючкам на Севере. Но на сосновых балках, подпиравших потолок, не было никакой подсветки. Нигде не было слышно гудения калориферов, не светили по углам раскаленные спирали обогревателей. Только робко мигали свечки в руках проституток. И все же от Святого Джакалопа исходило самое натуральное, неземное тепло и сияние. Всепроникающий свет был таким сильным, что ящерицы даже не снимали солнечных очков.

Раскрыв от удивления рты, мы с Пух протиснулись в боковую каморку мимо всхлипывающих ящериц, выходивших оттуда.

Говорили, жены приводили сюда своих мужей, высосавших в доме все до последнего дезодоранта и флакончика с растворителем для снятия лака с ногтей. Мамаши притаскивали детей-уродцев, с руками, растущими из головы, точно кроличьи уши. Дедушки с бабушками приводили внуков, ослепших от онанизма. И никто из них ни разу не получил исцеления.

Когда-то, в незапамятные времена, патрульная полицейская машина сбила Джакалопа на трассе — и ящерицы подобрали его, согласно легенде. Плечевые согрели остывающее тело в своих объятиях, лобызая крошечные рожки напомаженными ртами. И когда Джакалоп скончался, они не только испытали первый в жизни настоящий оргазм, но и обрели способность угадывать желания клиентов, так что вскоре превратились в самых желанных ящериц на парковках. Как это удалось сделать Джакалопу, оставалось непостижимой тайной — но с тех пор его чары распространились на все плечевое сословие.

Сперва я даже зажмурился от нестерпимо яркого света, потом прикрыл глаза ладонью и лишь постепенно освоился с обстановкой. Растянутый, словно в прыжке на стальных кронштейнах, перед нами был сам Джакалоп. Всякую надежду украсть это великолепие (что уже пытался сделать не один сутенер) пресекал величественный охранник в форме знаменитого агентства Пинкертона, хмуро сидевший в углу на раскладном стульчике.

На лике Джакалопа застыла блаженная улыбка, и то же выражение навеки осталось в затуманенных глазах цвета васаби — зеленой японской горчицы.

Его пышный серебристо-бурый мех с благородным отливом был столь соблазнителен, что ни одна из присутствующих ящериц не могла устоять, чтобы не потрогать.

Но больше всего поражали, включая телезвезд и операторов национальных новостей, — что подтверждали всюду развешанные в рамках фото с автографами знаменитостей, также находившиеся под охраной Пинкертона, — рога Джакалопа. Они продолжали расти. Крышу несколько раз надстраивали, чтобы удержать это чудо в помещении. Можно было различить даже светящиеся фосфоресцирующие шишечки новых роговых выступов.