Сара - [62]

Шрифт
Интервал

Натома-стрит

Будто бес подтолкнул меня в спину, пустив по склону улицы Натома-стрит, словно по наклонной плоскости, уводящей в мир иной. Здания здесь были все до единого приземистые и теснились одно к од ному. Тяжелые врата каторжных фабрик, обвалившиеся арендные бараки, витрины, забитые пыльными хохочущими Санта-Клаусами и серым искусственным снегом, древние скотобойни с проржавевшими балками, высунувшими свои жала над моей головой. Я смотрел, как скользит под ними моя тень, выхваченная ржавым уличным фонарем, неуклонно преследуя меня, не отставая ни на шаг. Как я хотел от нее избавиться! Но она злорадно скользила над заплесневелым щебнем дороги, испускавшим застоялые запахи разъедавшей его мочи. Грохнуло и рассыпалось словно дождь разбитое ветровое стекло, захрустело под ногами, подгоняя меня вперед. Я шел, понурив голову, слыша лишь голос собственного пульса, не ощущая уже вокруг ничего, кроме притаившейся во мне холодной боли, боли, ни за что не желающей расставаться с моим телом.

Обитая листовым металлом дверь тускло блеснула впереди, словно лезвие топора с пожарного щита, и звук моих шагов эхом отразился от нее, раскатившись по Натома-стрит. Холодный металл назойливо блестел перед глазами, отпугивая и притягивая одновременно, однако заученными механическими движениями я приближался к нему, как пылинка железа, влекомая сильным магнитом. Я шел как во сне, зная, что только развязка может освободить меня от кошмара.

У двери я остановился, различая смутные облачка дыхания, вырывавшиеся из моего рта. Удивительно, что я способен еще что-то порождать на свет — пусть хотя бы эти кратковременные облачка пара. Ведь скоро, совсем скоро, от меня уже ничего не останется. Я стал колотить в железо так, что засаднило пальцы. Затем выждал несколько секунд.

— Ну, давай же, скорее…

Стуча зубами от холода, я врезал по двери ботинком. Вот так и найдут меня под дверью, съежившегося и обескровленного, как после встречи с вампиром. Я снова и снова молотил по содрогавшейся двери. Отчаяние поднималось во мне в каждым ударом.

— Ты же здесь! Я знаю, что ты здесь, черт побери!

Напротив распахнулось окно.

— Люди спать, люди спать! — донесся визгливый голос.

Обернувшись, я увидел лысого круглолицего китайца, похожего на улыбающегося Будду. Огоньки рождественской елки пробегали разноцветными сполохами по его лицу.

— Уходить, уходить!

Но вот загремели тяжелые засовы, заскрипели замки, и я обернулся последний раз посмотреть на мир Натома-стрит, с его огнями, машинами, пешеходами, понятия не имевшими о том, зачем я оказался здесь и что меня ждет.

— Вот, черт возьми, до чего неугомонный.

Синий свет из дверного проема упал на тротуар.

— Еще только полдвенадцатого, я так рано не начинаю, — произнес он глубоким грудным баритоном.

Я невольно вздрогнул и посмотрел в окно, однако Будда уже исчез, оставив только зияющий провал окна, в котором горел свет рождественской елки.

— Проходи, — распорядился он, но стоило мне обернуться — и его уже не было. Передо мной лишь зияла распахнутая дверь.

Я вошел в синее пространство, и стальная монолитная стена захлопнулась за моей спиной.

— Засов, — донесся его властный голос. Я осмотрел сложную систему замков и запоров, ломая голову, с чего начать. — Внизу, — подсказал он.

Это был блокирующий замок с кнопкой, который автоматически срабатывал на защелкивание, но, чтобы открыть его, нужен был ключ. Сердце сжалось у меня в груди при виде того, как я отрезаю себе выход.

Я двинулся на голос, по узкому коридору с голыми стенами. Вдоль потолка выстроились такие же голые лампочки без плафонов. Под ногами был растрескавшийся каменный пол.

— Пошли, — нетерпеливо звал он. — Сейчас направо.

Коридор заканчивался просторным складским помещением, где стояли два «харлея». С разных сторон другие коридоры уводили в невидимый лабиринт чердаков, лестниц и дверей. Я проследовал за синим свечением в комнату размером поменьше, пропахшую сивушными парами и каким-то странным дразнящим ароматом.

— Сюда.

Он сидел в кресле «Босс» посреди комнаты, с двумя банками «Фостера», одну из которых, уже открытую, протягивал мне. Моя тень наползла на него точно туманное облако, поднимаясь по черным ботинкам на толстой подошве, выцветшим джинсам «Леви Страус» — до кожаной жилетки, в разрезе которой сверкали два серебряных кольца, проткнувших соски на голой груди. Избегая смотреть ему в лицо, я потянулся за пивом.

— Спасибо.

— Сколько тебе?

Он вопросительно закинул ногу на ногу.

— Восемнадцать, — автоматически отозвался я и схлебнул выступающую пену.

Он рассмеялся.

— Сколько-сколько?

Он выжидательно покачивал ботинком.

— Пятнадцать, — пробормотал я.

— Пятнадцать? — переспросил он.

Я приблизился к кирпичной стене, на которой были развешаны разнообразные приспособления для пыток. От них гостеприимно повеяло теплом, я судорожно вздохнул, понемногу начиная расставаться с этим нахлынувшим холодом.

— Пятнадцать — это уже ближе.

Я кивнул.

— У меня есть документы, в случае чего.

— В случае — чего? А?!!

Я посмотрел на него. Острые выступающие скулы, тонкий, плотно сжатый рот. Черные волосы зачесаны назад. Глаза его цветом напоминали засохшую кровь.


Рекомендуем почитать
Будь Жегорт

Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.


Две поездки в Москву

ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.


Если бы мы знали

Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.


Узники Птичьей башни

«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.