Сара - [101]

Вор уже однажды пытался навострить лыжи. Но отсюда было только два пути. Один лежал через болота, и еще ни разу не было слышно, чтобы оттуда кто-то возвращался — кроме утопленников. Оставалось шоссе. Лес по обе стороны был совершенно непроходимым, и пешеходу приходилось пробираться исключительно по обочине, где невозможно остаться незамеченным и десяти минут. Дальше все шло по накатанному: Стейси слышал оповещение по УКВ-связи дальнобойщиков о том, что кто-то маячит на дороге, — оставалось только выяснить, кого это понесло в дальний путь. Всех ящериц знали наперечет. Убраться же вместе с попутным дальнобойщиком было и вовсе безнадежным занятием. Сколько бы ни принял Стейси на грудь, пусть был совершенно вдрызг и валялся в своем раскладном кресле со стеклянными глазами, как у его подопечных токсикоманов, он проявлял сверхъестественную сноровку в выслеживании любого парня. Он знал, где, когда и с кем тот мог исчезнуть. Он даже мог примерно рассчитать, когда они успели смыться. У Стейси был талант узнавать об этом даже заранее, как только попытка побега успевала взбрести в голову опекаемого. Грузовик еще не успевал выбраться на шоссе, как старая сирена воздушной тревоги срабатывала в дайнере. В компании дальнобойщиков было хорошо известно: ящерицы Ле Люпа неприкосновенны. Свои кости к тому же дороже — это знал любой водила. Надо быть тупым, как шлагбаум, чтобы пойти на такое. Правда, ящерицы пытались временами прорваться, чтобы разжиться спиртным и клеем, урезав тем самым законный паек Стейси, но еще ни разу никому не удалось уйти далеко. Рассказывали, как беглый воришка запрыгнул в бордовый «Транс Американ», подхвативший его на дороге, и попросил водителя поддать газку, обещая заплатить как следует. Только на пятой миле он заметил, что за рулем был сам Ле Люп, которому даже стало интересно, сколько времени пройдет, прежде чем беглец обратит на него внимание.

Два месяца о воре не было ни слуху ни духу. Потом он приковылял с фиолетовым лицом, хранившим следы полученного урока.

Последней надеждой оставался один педофил, с которым у меня сложились особо теплые отношения. Но прежде чем он завел старую песню о том, что вытащит меня отсюда, я прижал палец к его губам и тайком всучил записку с адресом «Голубятни» Глэдинга.

— Пожалуйста, передай, что я влип и застрял здесь надолго, — заклинал я, засовывая ему скатанную трубочкой бумажку в нагрудный карман и прижимая к сердцу.

Каждый день я с нетерпением высматривал Глэда, который непременно прикатит за мной. Я был просто уверен, что он выкупит меня, как только узнает, куда я пропал. Для меня он сделает исключение и отправится на другой берег Чит, чего никогда раньше не делал. Пусть даже это случится через несколько месяцев, если Глэд ждет оттепели.

Наконец, уже весной, я заприметил со своего насеста смутно знакомый силуэт, приближавшийся ко мне торжественной семенящей походкой. Я сорвался с места и уже на подходе, постепенно замедлив шаг, обнаружил, что это Пух. Она приветливо размахивала руками и улыбалась, словно мы только вчера расстались за чаепитием. Я уже собирался развернуться задом, но что-то остановило меня, словно бы я почувствовал, что спасение может идти с той стороны, откуда не ожидаю.

— Привет! — негромко воскликнула Пух. — Говорят, ты теперь здесь тарабанишь. — На ней был красный комбинезон с искрой и сапожки до колен, а волосы уложены точно у нэшвиллской кино дивы.

— Боже мой. Пух! Неужели это ты? Звезда, и только! — вырвалось у меня, когда она подошла поближе.

— А ты… — Она отступила на шаг, рассматривая. — Уж извини, но вид у тебя совершенно дерьмовый. Твои локоны должны были отрасти за это время! — И она провела рукой по моему стриженому затылку.

Я резко отдернул голову — это получилось машинально. Удивление и легкое раздражение отразились во взгляде Пух, когда ее рука повисла в воздухе.

Я кашлянул, чтобы разрядить обстановку.

— Мне не разрешают отращивать волосы.

И уставился на ее ботинки — кая у Ле Люпа, из крокодиловой кожи.

— Ты шутишь? Разыгрываешь меня? — сказала она, опуская руку.

— Нет. Таков приказ Ле Люпа. Стейси стрижет меня под машинку строго каждые десять дней.

Пух некоторое время жалостливо рассматривала меня, качая головой, затем повернулась и сплюнула в сторону.

— Забавно, ты говоришь, что я словно кинозвезда, а я ведь в самом деле собираюсь в Голливуд!

Я покосился на нее недоверчиво.

— В самом деле?

Она кивнула.

— И Ле Люп тебя отпускает?

— Один знаменитый голливудский агент узнал обо мне — слава моя докатилась и до Калифорнии. Он сам приехал сюда и теперь целиком и полностью в моих руках! — Пух радостно хлопнула по бедрам.

— И как это тебе удалось?

— При помощи моего второго зрения. Я быстро раскусила его: все, что ему было надо, это чтобы его завернули в пеленки и дали пососать из бутылочки. Он это так глубоко зарыл в себе, что никто бы не понял его бедную измученную душу, но я-то угадала сразу!

— Черт… — Я с завистью потряс головой, находясь под впечатлением от ее рассказа.

— Он выкупил меня у Ле Люпа, и мы уматываем в Голливуд, чтобы там начать мою карьеру кинозвезды! Он сказал, что с моими способностями можно разложить под себя любого режиссера или продюсера с мировым именем.