Сара Дейн - [14]

Она постаралась не думать о тех месяцах, что ей предстояло прожить в Брэмфильде. И пока она не могла придумать, как она сможет видеться с Ричардом Барвеллом по отъезде в Лондон. Но она твердо знала, что еще увидится с ним.

За неделю вещи Себастьяна были распределены, Сара собрала свои пожитки и отправилась служить в Брэмфильд. Была ранняя осень, и Ричарду пришло время отправляться на военную службу. Смущенный своим новым мундиром, он формально попрощался с ней в вестибюле родительского дома. Вспоминая эту неловкую, неуклюжую сцену, она с горечью подумала, что все, что осталось от их летней идиллии, — это кольцо Себастьяна на пальце Ричарда.

Сэр Джеффри навязал ее прислугой в Брэмфильд, но его интерес, проявленный к ее судьбе, не сделал ее положение там легче. Ей уже был закрыт доступ в учебную комнату, запрещено брать книги из библиотеки. Даже слуги пользовались ее зависимым положением в хозяйстве, препоручая ей самую грязную работу, прекрасно зная, что она не смеет возражать. Она спала на холодном чердаке вместе с кухаркой и еще одной служанкой, которую держали в доме священника; ей страшно не хватало возможности побыть наедине с собой, она ненавидела их грубый деревенский говор, их простецкие разговоры. Не зная, как принять ее внезапное смещение из учебного класса на кухню, они стали тиранить ее, подражая враждебному тону миссис Барвелл. Сара была очень несчастна, воспринимая Брэмфильд, как тюрьму. Лишь обещание Ричарда вернуться на Рождество делало ее пребывание там терпимым.

Но вернулся он сильно изменившимся. Он был с ней сдержан и небрежен: она сразу почувствовала, что он не знает, как принять ее новый статус, поэтому он уходит от этой проблемы, избегая ее. И как ни странно, понимая это, она готова была его простить, потому что сама не знала, как справиться со своим изменившимся положением. Ричард избегал ее в доме, и она, себе на удивление, делала то же. Самый сильный удар по ощущению надежности, которое давала ей давняя дружба, был нанесен в самый день Рождества. В доме священника этот день проходил в тихой спокойной обстановке, это был день трезвости, а ей так захотелось снова оказаться за веселым праздничным обедом, как когда-то с Себастьяном. Ранним вечером Нелл, вторая служанка Барвеллов, с трудом поднялась со стула перед кухонным очагом после сытного обеда, чтобы пойти на звонок в гостиную. Она вернулась через несколько минут, ворча и сдерживая зевоту.

— Как хозяин-то любит, когда сэр Джеффри и мисс Элисон приезжают на Рождество, — сказала она, расправляя свои могучие плечи. — Лучше бы уж сидели все по своим домам и без нужды не выходили.

Кухарка нехотя приподнялась, чтобы помешать огонь.

— Не миновать нам скорой свадьбы, помяните мои слова. Как мисс Элисон-то наш Ричард по нраву, сразу видать. Да и викарий возражать не станет — денежки-то у сэра Джеффри немалые.

Нелл фыркнула, снова усаживаясь.

— Сдается мне, что девице, которая выйдет за молодого хозяина, все ее денежки понадобятся, потому как за ним ничего, кроме личика его красивого, не получит. Да он и не из таких, что дорогу себе пробивать станут, хоть и говорит красиво и обходительность имеет.

Сара откинулась подальше на стуле, страстно надеясь, что тусклый свет очага и свечей не выдаст румянца на ее щеках. Она затихла, слушая шум ветра и тяжелое дыхание кухарки, и все твердила про себя услышанное. Ей было так больно, как будто она неожиданно открыла что-то тайное и сокрытое.

Чтобы привыкнуть к мысли, что Ричард действительно женится на Элисон, ей нужно было уединение и время. Она не могла думать об этом среди досужих сплетен прислуги, в недружелюбной атмосфере комнаты, где ей не были рады. Несмотря на страстное желание уйти отсюда, она заставила себя сидеть тихонько, слушать замечания, которыми они время от времени обменивались, и тихо встать и выйти из кухни, лишь когда сопение кухарки перешло в храп.

В коридоре ее охватил резкий холод, и она услышала ворчливый голос из кухни, сетовавший на сквозняк. Она закрыла дверь, прошла к задней лестнице, поднялась на второй этаж и замерла там. Над ней был чердак, где она спала и где ее могли найти эти женщины, сидевшие в кухне. А рядом с лестничной площадкой была классная комната, вход в которую был ей запрещен, но где можно было затаиться, пока вся семья находилась в гостиной с сэром Джеффри и Элисон. Она колебалась недолго, потому что ей вдруг так понадобилось побыть одной. Дверь не была заперта.

Внутри было темно: окна казались темными квадратами, немного светлее, чем окружавший их мрак. Она на ощупь прошла мимо знакомых предметов к камину, где нащупала свечу. Она зажгла ее, и неверное пламя слабо осветило углы. Ей открылась голая убогая комната, точно такая же, какой она была, когда в ней царил Себастьян. Глаза ее остановились на начисто вытертой грифельной доске, потрепанных книгах на полках, на огромном латинском словаре на подставке. Незанавешенные окна обрамляли пустынные просторы низины, одетые тьмой. Она подошла к столу, за которым сиживал Себастьян, и присела, вдыхая знакомый запах мела и чернил. Было страшно холодно. Она потерла руки, думая, что глупо было вообще возвращаться сюда. Здесь были только воспоминания о Себастьяне, Ричарде и Уильяме — у Уильяма теперь был в этой комнате другой учитель. Пламя свечи дрожало на сквозняке, и по стенам метались послушные тени. Нетрудно было представить, как она снова сидит на этой длинной скамье, и что вот-вот Себастьян, Ричард и Уильям придут сюда тоже. Чувство это было настолько сильно, что сплетни, которые она слышала в кухне, растаяли: сидя здесь, невозможно было поверить, что Себастьян умер, что Ричард служит в армии и что уже поговаривают о его свадьбе.