Сапожники - [17]

Саэтан. Так, давай дратву, вот сюда, бей, колоти, так, вот так…

1-й подмастерье (сопя). Вот этот гвоздь подержите и подайте кусочек кожи…

2-й подмастерье (посапывая). Вот это приклепать, это прошить, это стачать, это загнуть…

В их работе появляется что-то безумное.

Скурви (настойчиво). Посмотри, дорогая, как лихорадочно они взялись за работу. Мне в этом видится что-то ужасное. Я настоятельно это подчеркиваю, просто делаю на этом акцент. Это что – уже начало новой эры или как?

Княгиня. Тише, помолчи, это все ужасно. Я сама только что была среди них. Ты освободил меня, мой любимый!

Саэтан (повернув к ним голову, с иронией). Слишком уж они горячо взялись за работу, да? Тебе никогда этого не понять, обезьянья рожа! Это есть труд! Труд!

В приступе вдохновения колотит молотком по чему попало; подмастерья вырывают друг у друга из рук инструменты и при этом глухо стонут и сопят.

О труд, труд! Заплатят за тебя, но не тебе. Все, хватит! Весь вред от этих «пророческих» стишков. Я же реалист. Дай-ка мне гвоздь. О гвоздь, удивительный спутник сапога! Кто в состоянии оценить всю твою необычность?! Труд как странность?! Существует ли более высокая мерка необычного?! Принимая во внимание всю будничную отвратительность последнего, то есть труда. Бей! Колоти! Прибивай! Руки горят – кишки болят – коли и руби – себя губи – все равно будешь гол – как осиновый кол. Привязались эти рифмы, как банный лист к заднице, черт бы их подрал!

2-й подмастерье. Здесь подшей – а здесь подбей – дратва, жатва, воробей – нам законы не нужны – обувь шьем для всей страны – осапожним целый мир – о сапог, ты мой кумир! Тюрьма не тюрьма – работы никто не избежит. Труд это величайшее чудо, это метафизическое единство всех миров, составляющих вселенную, это абсолют! Я уработаюсь насмерть ради вечной жизни на земле! Кто знает, что там, на самом дне нашего труда?

1-й подмастерье. Во мне все дрожит от нетерпенья, как в какой-нибудь паровой турбине мощностью в миллион лошадиных сил. Ничего не нужно – ни баб, ни пива, ни кина, ни радива, ни всяких там заумных мудрецов. Труд сам по себе – вот высшая цель. Арбайт ан зих! Бери, хватай, втыкай и шей! Обувь, обувь, сапоги, ботинки – вот что возвышает человека над ничтожеством бытия, чистая идея сапога, витающая над идеально пустым пространством, порожним, как сто миллионов амбаров. Прибивай подковки – подкованным сапогам нет износа – вот правда, причем правда абсолютная. Сколько законов – столько сапог, и столько же понятий сапога, сколько составляет число альфа плюс единица. Господи, вот так бы до конца дней наших! Никаких баб не надо – арбайт ан зих! – обойдемся и без них! Пива тоже не надо – хватит мозги полоскать! Собственные потроха нас отводят от греха! Кустарное тайносапогоделанье все равно пробьется сквозь все запреты – сапоги нужнее, чем котлеты – я верю в наше святое дело – шей сапоги и красиво и смело!! Что за ужасные вирши я плету?!

Скурви. Вы только посмотрите – раз, два – и родилась метафизика. Иринка, это чрезвычайно опасная бомба, это снаряд новой, неведомой конструкции, летящий на нас из потустороннего мира. И я, Иринушка, впервые в жизни боюсь. Может быть, действительно грядет новая эпоха: идет, грядет железный век, пусть счастлив будет человек! – как писали античные поэты. (Глупеет прямо на глазах.)

Княгиня. А меня переполняет наслаждение от их иллюзорной радости при невероятных страданиях, от их беспримерного тупоумия, от их феерической глупости – я наслаждаюсь всем этим, как медведь пчелиным медом. Мы с тобой два человеческих мозга, соединенные половым объятьем без посредства чего-либо постороннего…

Скурви. Но ведь так не будет, так не будет? Что – не будет? Все будет? Скажи «да»! Скажи, скажи «да», а то я умру!

Княгиня. Может быть, сегодня ты познаешь все мое ничтожество, может быть…

Сапожники все урчат и сопят, работая без передыха. Скурви. Смотри – они работают все безумнее. Тут происходит что-то действительно ужасное, чего не мог предвидеть ни один экономист в мире. Смотри, моя милая, я умру, потому что после тебя я уже больше не хочу ничего.

Княгиня. Это все так просто говорится – только с сегодняшнего дня ты начнешь жить по-настоящему. Но кого это касается? Я ощущаю ничтожность всего на свете. Ах, если бы можно было заполнить собой весь мир, а потом – хоть сдохнуть под забором.

Скурви. Довольно с нас этих художественных проблем – всякие там форма и содержание. Гляди: дикий, безумный труд, выделенный в качестве чистого, первобытного инстинкта, такого же, как инстинкт обжорства или оплодотворения. Бежим отсюда, а то я сойду с ума. Княгиня. Посмотри мне в глаза.

Скурви. Но, дорогая, необходимо приостановить эту поступь труда любой ценой, потому что это уже переходит все рамки и границы, и если они всерьез возьмутся за дело распространения этого психоза, они разрушат, развалят весь мир, уничтожат все искусственные нагромождения, наработанные человечеством, и выставят это самое бедное, выродившееся человечество – снабдив его новой идеологией – на посмешище обезьянам, свиньям, лемурам и змеям – еще недеградировавшим родственникам наших предков.