Сапфо - [91]

Радуйся много, жених почтенный!

(Сапфо. фр. 117 Lobel-Page)

Здесь жених, конечно, «почтенный», он удостоен этого эпитета. Но «почтенный» — это все-таки не «подобный Аресу, выше самых высоких мужей», а такой же, как и все другие приличные люди. Или вот во многом аналогичный случай:

С чем сравнить тебя, о жених счастливый?

С чем сравнить мне тебя, как не с веткой стройной!

(Сапфо. фр. 115 Lobel-Page)

Обратим внимание: перед нами куда более мягкая образность. «Ветка стройная» — отнюдь не то, что способно кого-либо испугать. А свадебные песни Сапфо, напомним, адресованы в первую очередь невестам, пусть даже в них и есть обращения к женихам.

И не случайно как раз в одном из таких обращений поэтесса акцентированно говорит:

В мире девы подобной, жених, не бывало!

(Сапфо. фр. 113 Lobel-Page)

А вот этакая общая здравица обоим главным действующим лицам свадебной церемонии:

Слава деве, слава, и зятю слава…

(Сапфо. фр. 116 Lobel-Page)

Кстати, легко заметить: перед нами проходят очень короткие отрывки, по большей части одна-две строчки в каждом, редко больше. Они, кроме того, часто обрываются на полу-фразе и лишены контекста, так что трудно в точности понять, о чем идет речь. В частности, далее мы приведем фрагмент, содержание которого тоже явно связано со свадьбой; но в то же время он имеет какое-то отношение к мифологии:

С амвросией там

                              воду в кратере смешали,

Взял чашу Гермес

                              черпать вино для бессмертных.

И, кубки приняв,

                              все возлиянья творили,

И благ жениху

                              самых высоких желали.

(Сапфо. фр. 141 Lobel-Page)

Упоминающийся здесь кратер — тип сосуда, входивший в непременную атрибутику древнегреческих пиров. Крупный, с широким горлом, он служил для смешивания вина с водой. Ведь, как всем прекрасно известно (и как упоминалось в одной из предыдущих глав), эллины обычно не пили вино в чистом виде, а разбавляли его водой.

Но здесь, как видим, с водой в кратере почему-то смешивают не вино (хотя оно во фрагменте тоже встречается), а амвросию, пищу богов. И это даже несколько удивляет, поскольку, вообще говоря, амвросия — именно пища; в мифах небожители ее вкушают, а не пьют, напитком же им служит нектар.

Как бы то ни было, ясно, что в отрывке описывается некая свадьба, в которой принимают участие божества. Это, однако, еще не повод относить его к мифологическим стихотворениям поэтессы, а не к ее эпиталамиям. В последних вполне могли появляться примеры-«модели» из мифов.

Уместно задуматься: а какой миф имеется в виду в данных строках, о каком бракосочетании идет речь? Кто-то из богов женится на богине? В принципе такого нельзя исключать. Но нам представляется более вероятным иное.

Ни из чего не следует, что божества тут пируют у себя на Олимпе или на небесах. Вполне допустимо, что они явились в качестве гостей на свадьбу, проходящую на земле. Кажется, в пользу этого говорит то, что в роли виночерпия выведен Гермес — по одной из своих главных функций посредник между миром людей и миром богов. Его появление в подобном качестве наиболее уместно в том случае, если на пиру присутствуют как те, так и другие.

Греческая мифология знала несколько знаменитых свадеб с участием людей или богов. Как правило, это такие свадьбы, где жених — смертный человек, а невеста принадлежит к божествам. Например, финикиец Кадм, основатель Фив, получил в жены Гармонию, дочь Афродиты и Ареса.

Но самая знаменитая из этих мифологических свадеб игралась, конечно, когда герой Пелей брал в жены морскую богиню Фетиду. И родился-то потом от этого брака один из самых популярных персонажей эллинских мифов — Ахилл, «быстроногий», как его постоянно называет Гомер, и почти неуязвимый (не считая известной «ахиллесовой пяты»); и, главное, яблоко с надписью «Прекраснейшей», именно на этом пиру брошенное в окно неприглашенной и разобидевшейся богиней раздора Эридой, стало потом поводом для суда Париса, а в конечном счете — и для самой Троянской войны.

Уж не свадьбу ли Пелея описывает Сапфо? Хотя, повторим, вполне возможен вариант и со свадьбой Кадма.

БОЖЕСТВА, ОБРЯДЫ, ПРАЗДНИКИ…

Как бы то ни было, чрезвычайно характерно, что в поэзии Сапфо постоянно встречаются подобного рода мифологические парадигмы. В этом она — истая гречанка. Эллины еще со времен Гомера (как минимум) мыслили бытие как бы в двух параллельных планах — как сосуществование мира человеческого и мира божественного. В той же «Илиаде» постоянно чередуются сцены из жизни людей и из жизни богов.

При этом мир богов безусловно первичен (они появились раньше смертных обитателей Земли) и тем самым как бы «идеален», а мир людей — вторичен (они созданы Прометеем «по образу и подобию» небожителей) и, соответственно, подражателен. Кстати, не приходится сомневаться в том, что именно эти представления породили в конечном счете грандиозную философскую концепцию Платона — идеализм в чистом виде, где существует мир идей, характеризующийся полнотой всех качеств, и мир материальных вещей — его бледное, в чем-то неудачное отражение.

Древнегреческая религия была политеистической, «многобожной», как и подавляющее большинство других религий Древнего мира. Но на фоне всех этих религий верования эллинов выделялись