Сапфо, или Песни Розового берега - [66]

— Ты еще слишком молода, чтобы говорить за всех мужчин, — недовольно посмотрел на вазописицу Алкей, который всегда считал ее слишком вздорной и не в меру избалованной подругами. — Впрочем, и за женщин — тоже, потому что ты мало на них похожа, когда зачем-то выбриваешь себе голову, изображая из себя каторжного раба.

— Но я только хотела сказать, что тоже ни с кем не стала прощаться, когда решила сбежать из дома, иначе я бы не смогла оторваться от близких, которые стали мне в тягость… — засмеялась Глотис, нисколько не обидевшись на Алкея. Она действительно привыкла не обращать на мужчин никакого внимания, и ранить ее могли только близкие и любимые.

— Замолчи! — вдруг громко крикнула Сапфо таким страшным голосом, что Глотис от неожиданности выронила из рук кисточку и уставилась на нее огромными глазами.

— Что с тобой, Сапфо? Ты… ты на меня так кричишь?

— На тебя! Замолчи! — снова выкрикнула Сапфо и, не говоря больше ни слова, выбежала за дверь, чтобы никто не мог услышать подступивших к самому горлу предательских рыданий. — Прости меня, но… все равно — замолчи! Все замолчите!

— Что с ней? — растерянно спросила Глотис, а Алкей только пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он, задумавшись о чем-то своем и невесело вздыхая.

— А что же теперь делать с масками, которые я приготовила для твоих «фаоний»? — спросила Глотис, помолчав и кивая в угол. — Получается, что моя работа сделана напрасно?

— Ну, маски потом когда-нибудь пригодятся. Наверное, я все же сам во всем виноват, — сказал вдруг Алкей, немного поразмыслив и пощипав бородку. — Да, скорее всего, так и есть. Сапфо просто ревнует меня, что я слишком откровенно увлекся Фаоном и провожу теперь с ним все время. Наверное, я вел себя не совсем правильно…

— Может быть, и так, — пожала плечами Глотис. — Ведь ты, Алкей, совсем недавно просил руки Сапфо и сказал тогда при всех за столом, что после отказа любишь ее даже еще больше. Я ведь и сама так люблю Сапфо, что и сейчас не могу на нее обидеться как следует. Но я никак не могу понять: при чем тут наш Фаончик?

— О, конечно, я ее люблю! — сразу воодушевился Алкей. — Еще бы! Разве можно сравнивать? Сапфо по-настоящему прекрасна! Но порой она чересчур высока и недосягаема… Ты должна понять, Глотис, что я имею в виду.

— Нет, не понимаю, — усмехнулась Глотис.

— Тогда посмотри на свою вазу с весами и поймешь, — с досадой проговорил Алкей. — Порой возвышенное чувство бывает просто необходимо уравновесить чем-то… таким, простеньким, ну, ты меня понимаешь, чтобы соблюсти среднюю меру. И все же я немного перестарался и совсем на несколько дней забыл о Сапфо. Наверное, ее самолюбие теперь слишком сильно страдает…

— Не думаю, Алкей, что Сапфо может всерьез страдать из-за тебя, — довольно бесцеремонно заявила Глотис, привыкшая не очень вообще-то следить за тем, как ее речи воспринимаются окружающими. — Обычно Сапфо сильно переживает, когда школу покидает кто-нибудь из подруг — кто-то выходит замуж, иные уезжают. Да, но при чем здесь Фаон?

— Вот что, я придумал — нужно прямо к сегодняшнему вечеру сочинить новую песню, из которой Сапфо поймет, что несмотря ни на что на самом деле моя душа полнится тайной любовью к ней одной. Как ты считаешь, хорошо я придумал?

— Ты хитрец, Алкей, — улыбнулась Глотис. — Правда, я не уверена, что тебе удастся перемудрить нашу Сапфо. И все же мне тоже почему-то немного жаль, что Фаон сбежал — с ним так было иногда весело играть в мяч!

— Не то слово! — с досадой подтвердил Алкей. — Не то слово!

И Алкей тоже в сердцах покинул комнату-мастерскую Глотис, не высказав вслух главной своей обиды.

Пока Алкей никому, даже Эпифоклу, не признался в том, что несколько раз открыто уговаривал Фаона поселиться в его столичном, роскошном доме, и даже успел подарить юноше несколько не слишком дорогих, но многообещающих подарочков, типа ароматного банного мыла, кулона с цепочкой на шею, пояса с посеребренной пряжкой, намекая тем самым на весьма приятное будущее времяпровождение.

Фаон подарки с радостью принял, но не сказал Алкею ни да, ни нет.

В какой-то момент поэту даже показалось, как будто бы Фаон просто несколько глуповат, что вполне объяснимо исключительно деревенским воспитанием красавчика-мальчишки, и даже несколько порадовался про себя, что возьмет в любовники такое неиспорченное существо.

Но, оказывается, Фаон не только не был глуп, но гораздо изворотливее и умнее, чем Алкей мог предположить, раз так хитроумно сбежал от него с первым же встречным!

Алкей никому не говорил этого, но про себя был совершенно уверен, что Фаон сбежал именно от него после некоторых чересчур откровенных признаний и жестов, к которым «милый деревенщина» еще просто не привык.

«Опять поспешил, как и с Сапфо, — подумал расстроенный Алкей. — Нужно было мальчишку получше подготовить и еще сильнее к себе привязать, прежде чем лезть к нему под тунику. Ну и ладно, ничего не поделаешь, теперь нужно не разбрасываться, а думать о том, как поскорее примириться с Сапфо и вызвать у нее ответную улыбку».

Лучшего способа, чем новое стихотворение о любви, способное размягчить сердце любой, даже каменной женщины, всемогущие боги еще не придумали, и Алкей, несмотря на поганое настроение, уединился в садовой беседке, надеясь хоть что-нибудь сложить уже к вечерней трапезе.