Саньяси - [40]

— Вот именно, «пытался»! И хотя у нас в казино, так скажем, проблемы адаптационного характера, у вас там под монастырём, извините, совсем швах… приближается к термодинамическому нулю в кельвинах. А насчёт шторма, не забудьте заодно… — Недоговорила графиня Светленова.

— Шторм на суше — это круто!.. Опять подковырнул мужчина с трубкой. — А я не очень люблю «Кукашел‑юкрейн», я больше что‑либо типа «Чара‑продакшен», или древнего «rouge‑fleur» пошлюхаю.

— О! Мсье большой эстет… — Улыбнулась девушка.

— Уважаемый моряк! Ну что бы Вам не расслабиться, а? Я Вам больше скажу. Будем мы с ним бороться, не будем бороться — он исторически обречён. Как тот «Вишнёвый сад». Ну и какой смысл поддерживать отживающие своё формы? Это НОРМАЛЬНО, что появляются люди, пусть даже неосознанно не приемлющие Интернет. — Как‑то обречённо сказал седой.

— Только добавьте к этому, что это историческое обречение — то, во что Вы хотите верить, а не то, что нам достоверно известно. — Поправил моряк.

— Так поможем осознать совместными усилиями. — Воскликнул мужчина, которого назвали графом, картинно поднимая полупустой бокал с шампанским.

— Мы — это кто? — Переспросила графиня.

— А знаете ли, что зубы или, например, жёлчный пузырь — филогенетически отмирающие органы? И если жевать ещё как‑то надо, и мы зубами вынуждены заниматься, почему и сохраняется иррационально‑эстетическое восприятие… — Продолжал блистать эрудицией граф.

— Вот всё‑таки здорово, что я детей не заводила! — Обрадовалась графиня Светленова. — Многие мои ровесницы уже с протезами!..

— А как же младшенькая, ваша дочка?! — Растерялся моряк.

— Фи, сэр! — Красивое лицо девушки исказила гримаска отвращения. — Не путайте меня с мадам Шушарой.

— О, чёрт! Простите ради бога!..

— Мда! Да, так вот, «протезирование» жёлчного пузыря ну никак не представляется целесообразным. — Довершил граф и выпил залпом остаток вина. — «Золотой Алатыпь», пожалуйста! — Потребовал он, звонко стукнув фужером о столешницу.

— Граф, Вы не в чайной избе. — Напомнила мужчине с трубкой графиня. — Здесь нет «Золотой Алатыпи».

— К сожалению. — Согласился граф. — Здесь нет многого. А жаль!..

— Интернет становится коммерческим, а, следовательно, всё больше и больше недоступным для большинства людей, что не может не печалить. — Грустно покачал головой седой.

— Вы когда‑нибудь пытались к себе придираться по детски? Например «а что такое Интернет, а зачем Интернет» — дав ответ, что это идейность, цель, трампарампампам (продолжите), «а что такое идейность, а зачем идейность», на n+1 где n стремится к бесконечности, Вас вдруг начнут обуревать смутные сомнения, что что‑то в свято‑подобном недорационализме и псевдо‑разумности неправильно — ибо парадоксально бесконечная неопределённость. А дзен же даст ответ простой, спросите у него «что такое Интернет, зачем Интернет»‑ и вот уже ответ втихую: «а ничто, и не зачем». Продолжать спрашивать что такое ничто и зачем оно — уже не имеет смысла — вся бесконечность завернулась в точку, потому что ничто не зачем и ничто — ничто. Поэтому не знаю, что Вы там обо мне мните, но я простое ничто, которое не зачем. А то, что я «пытаюсь» активность устраивать. Так, может быть, мне это нравится? Ведь пытаюсь же, а если звёзды зажигают, значит это кому‑нибудь нужно. Я и дальше «пытаться» буду, мне не жалко. Я — всего лишь счастье для всех в мире, и чтобы никто не ушёл обиженным. — Говорил моряк, тыкая почти пустой кружкой в грудь седого.

— А вы всё‑таки философ, сэр боцман. — Вполне серьёзно заметил мужчина, которого назвали графом.

«Хм!.. — Хмыкнул себе под нос я. — Это звание? Должность? Или прозвище?».

— Вы, случайно, не реинкарнированная мать Тереза?! — Слегка наклонив голову, поинтересовался граф.

— Ну, вот опять меня не поняли. — Вздохнул седой. — То, что я порою говорю, несколько эмоционально, совсем не означает, что я имел в виду дословно. Исторический, или не исторический, хорошо ли, плохо ли — это другой вопрос. Естественно, заранее ничего не известно. Можно лишь прогнозировать — и то научного подхода недостаёт. А почему здесь наука не порылась? Тоже понятно почему: мотивации нет. «Исследовать будущее» на сей предмет, это ж не глобальное потепление, а, наоборот, «самое дорогое». А что касательно «хочется верить» — так я‑то как раз философски к этому отношусь. «Поживём — увидим» действительно не скажешь, а вот «жаль только жить в эту пору прекрасную» не доведётся.

— Простите, вмешалась в разговор графиня Светленова. — Вы помните историю с сеновалом? Как прикольно мы с Вами общались? Особенно, когда перерывы случались. А я Вам напомню. Когда один из нас двоих (неважно, кто именно, Вы или я) прерывался на долго ли, коротко ли, другой начинал, типа, шило в некоторых частях тела чувствовать. И назад на базар затаскивать. И это был чисто виртуальный роман с признаниями и разоблачениями. Последний раз, например, когда я на пару месяцев занялась летней сессией, Вы попытались сделать со мной в личке в стиле аля эпистолярный жанр. А перед тем — Вы при невыясненных обстоятельствах на дно ушли… ну и я при всеобщем скоплении народа во всех стилях бесконечными строфами обратно зазывала, и всё‑таки, в конце концов, вытащила вас на свет божий. А ещё раньше, стоило мне отвернуться на пару дней, как тут же лорд Камингстоун принимался верещать: «Свеееетлаааада! Выньте меня… из‑под двух юных гречанок! Не могуууу больше!!!»…