Саня, Ваня, с ними Римас - [12]
Римас: Один конвоир?
Иван: Дак а чё? Я связанный весь! А у него ещё автомат. Вот в телегу закинули меня неправильно. Надо было не ногами вперёд, как покойника — поторопились тут они, — а головой к коню, головой по ходу движения. Давай, покажу, счас поймёшь… Вяжи меня.
Иван и Римас явно захмелели.
Римас: Зачем? Не хочу. Где женщины-то?
Иван(сняв со стены бельевую верёвку). Да я там… Шумнул немножко. Счас придут. Вяжи, говорю. Натурально, чтоб понял.
Римас: Хорошо. (Связывает Ивану руки за спиной.) Так?
Иван: Крепко? Ты меня не жалей… Я тебя жалеть не буду.
Римас: Всё. Крепко?
Иван(сев на табурет, вытянув ноги). Ноги вяжи.
Римас: Ноги не буду.
Иван: Ладно. Ставь свой табурет перед моими ногами. Та-ак. Мы в телеге. Садись на него, спиной ко мне садись, вроде ты на вожжах. Поехала телега. В телеге мы. Настроение у тебя замечательное — на расстрел же везёшь! Врага же везёшь.
Римас: Ты мне не враг.
Иван: Друг? Чё ж ты, друг, жену мою… скрадываешь?
Небольшая пауза.
Римас(сел на табурет спиной к Ивану). Говори дальше.
Иван: Дальше… лес вокруг… Ещё птицы по верху… свистят.
Римас: Свистеть не буду.
Иван: А чё? Не умеешь?
Римас: Не буду.
Иван: Ну, тогда качайся. Нас же мотает… Туда-сюда, туда-сюда.
Римас: Ты уже делай что-нибудь, показывай… Ерундой занимаешься.
Иван: Хо, ерундой! К борьбе за жизнь свою готовлюсь.
Римас: Долго готовишься.
Иван: Это правда.
Входят Александра, Анна, Женя, Иван, подтянув ноги, выбрасывает их вперёд.
Ну, на!
Римас с грохотом летит на пол. Иван тут же бросается на него… Схватив зубами за отворот у самого горла, с визгом и рёвом рвёт рубаху. Шум, крики. Женщины пытаются растащить мужиков.
Александра: Иван! Что ты?! Иван!
Женя: Дядя Римас! Вставай!
Анна: Тащите его! Загрызёт! Ваня! Отпусти!
Женя: Дядь Ваня! Миленький!
Александра: Римас! Иван!
Растаскивают мужиков в стороны. Помогают подняться.
Анна: О-о! Всю рубаху порвал!
Александра: Вы что! А ты чего связанный?! Да я ж вас!.. Ах, вы!
Развязывает Ивана.
Женя: Дядь Римас, отойдите! Пожалуйста…
Анна: Чуть не загрыз.
Александра: Ванька! Ну, попили кровушки… Ты почему связа… Ты почему такой?! (Трясёт верёвкой.) Римас! Зачем ты его?!..
Женя: Сидите, дядь Римас. Подождите!
Иван: Саня, всё. Саня… Римас, скажи!
Римас: Дурак ты, Иван.
Иван: Я ему велел, Саня. Я попросил… Для наглядности.
Римас: Представление устроил… Да не пугайтесь же вы! Женя, всё. Саша… Иван, скажи!
Иван: Всё хорошо! Шутили мы! Вы какие-то…
Александра: Какие мы? Друг на друга не кидаемся!
Анна: Не грызём, но…
Иван: Я ж за рубаху, я ж не за горло! Вы чё такие… доверчивые? Я показать хотел… Показать!
Женя: Кого показывать-то, дядь Вань?! Зверей, что ли, каких?
Римас: Как он из плена бежал!.. Как немца за горло… Как за горло… Немца он убил. Я попросил показать как…
Иван: Но! А вы сразу… Чёрте чё…
Небольшая пауза.
Женя: За горло? Дядь Ваня… Господи!
Александра: Ты что, в плену был?
Иван: Немножко… Да.
Александра: Гляжу, седой весь…
Иван: Эй, Римас? Рубаху порвал? Сань, зашей Римасу рубаху.
Пауза.
Александра берёт табурет, ставит его в центре комнаты.
Александра:(Ивану). Ну-ка, сядь. Иван Дементич, сядь-сядь. Тут все свои, самы родные люди… Сел?
Иван(почуяв неладное). Сел…
Александра: Теперь знаешь что?
Иван: Что?
Александра: Расскажи где был, чё видел, чё делал всё это время, все годы?..
Пауза.
Римас: Саша, Иван партизанил, воевал, до самого Берлина…
Александра:(перебивая). Римас Альбертыч, подожди! Ты тоже тут с бандюками да с ворьём не в карты играл. Каждый раз не знали: убитого тебя ждать или живого. Хорошо. Хрен с ней, с войной… Там всяко могло быть, зачёркиваю её, хрен с ней. Вот, после войны, вот, как на духу, можешь? Врать, петлять начнёшь — сразу почувствую. Или… Будешь врать, ври так, чтоб все поверили: и Анна, и Женя, и я… Чтоб глаза от удивления на лоб повылезли у нас. Можешь так? Если нет, лучше сразу чемодан в руки, перо в задницу и лети… Жили без тебя? Выжили? И дальше будем жить. Чё молчишь? Говори. Может ты у нас герой какой-нибудь несусветный, а я на тебя бочку качу. Может мне на полу тут перед тобой распластаться, прощения просить, а я… Вот, давай, слушаем вас, Иван Дементич.
Пауза.
Иван: Ну… Был в плену, сбежал. Партизан нашёл. Партизанил… Потом, когда отряд разросся — года через полтора — радистку нам… прислали.
Александра: Слава те, Господи. Посылкой, что ли?
Иван: Зачем? Самолётом. И я с ней… Всю войну с ней, и в Германии… Гхм… Вот так, Саня… Виноват перед тобой. У ней пацанка, дочка… с бабкой в Угличе. Решили так: война кончится — она к себе в Углич, я — к себе на Урал. А не получилось. Поехал с ней… Бабка умерла, дочка потерялась. Нам сказали, что в детдоме каком-то… по Волге. А в каком — никто не знает. Всё ж разгромлено. Ей тринадцать, девчонке-то, в сорок пятом было. Настя звать. Во-от… Два года искали.
Александра: Нашли?
Иван: Нашёл. В сорок седьмом, когда мать умерла.
Анна: А чего с ней?
Иван: Израненная вся. И ног у ней не было. Подорвалась в Берлине. Сразу после победы. На себе её таскал. (Улыбнувшись.) Почти два года с бабами в бане мылся. Пускали к себе… в женское отделение, чтоб её помыл, заодно и сам. Чё-то мне… такие хорошие люди всю жизнь попадаются!
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)
Герои пьесы — пожилые люди, которые ни с того ни с сего перетасовывают свои семьи. Подобно кадрили, где танцующие меняются партнерами. Как и в знаменитой комедии Гуркина «Любовь и голуби», эта смешная история происходит в маленьком поселке, где жизнь протекает по своим законам, а любовь остается неизменной.